Тайны истории

Кузнецов Игорь

---

СЕКРЕТЫ СПЕЦСЛУЖБ

ПРОВОКАТОРЫ

В конце февраля — начале марта 1917 года по всей России запылали костры, в которых горели документы охранных отделений, жандармских управлений Департамента полиции и других служб Министерства внутренних дел империи. Пламя поглощало бесценные материалы. Разъяренные толпы петербуржцев подожгло здание Окружного суда на Литейном проспекте и старой тюрьмы — Литовского замка — у Театральной площади. Они сгорели дотла. Огонь вспыхнул в здании Департамента полиции на Фонтанке у Пантелеймоновского моста и на Мытнинской набережной, там громили и жгли столичное Охранное отделение. Но не только народное возмущение было причиной пожаров. Многие желали истребления архивов ради забвения прошлого и гарантии будущего спокойного существования.

Штрихи к портрету охранки

Политический сыск в России оформился в 1649 году вслед за одобрением Земским собором Уложения, содержащего первый русский кодекс государственных преступлений. Дела «про шатость и измену» были изъяты из потока «воровских и лихих» и переданы в Приказ тайных дел, где царь Алексей Михайлович сосредоточил наиболее верных ему дьяков и подьячих и наделил их исключительным правом вершить «слово и дело государевы».

Каждый последующий преемник царя создавал свои учреждения политического сыска. Так, вслед за Приказом тайных дел появились Приказ розыскных дел, Преображенский приказ, Тайная канцелярия, Канцелярия тайных розыскных дел, Тайная экспедиция, Комиссия для рассмотрения дел по преступлениям, клонящимся к нарушению общественного спокойствия, Корпус жандармов, III Отделение Собственной его императорского величества канцелярии и, наконец, Департамент полиции.

Вслед за ликвидацией III Отделения политическая полиция ощутила падение своего влияния на действия жандармов при производстве сыска. Объяснялось это подчинением отдельного корпуса жандармов военному министерству (как военной полиции) и министру внутренних дел как его шефу. «Итак, Отдельный корпус жандармов, — писал А.А.Лопухин, — был учрежден для охраны самодержавной монархической власти, ему поручена борьба с государственными преступлениями. Он никакому надзору не подчинен, кроме надзора его начальства. Он числится по одному ведомству, а подчинен главе другого. Он имеет двух руководителей, — из них одного законного, но безвластного, другого незаконного, но наделенного властью. Для него закон и приказание начальства по своему значению тождественны».

Министр внутренних дел, обремененный всевозможными заботами, не мог заниматься координацией действий Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов. Департаменту полиции требовался помощник, и им стала система охранных отделений.

Первое из них было учреждено летом 1866 года при Петербургском градоначальстве. Через год вся Россия покрылась сетью губернских жандармских управлений. Совместно с III Отделением и Корпусом жандармов они осуществляли «политический розыск и производство дознаний по государственным преступлениям». После ликвидации III Отделения распоряжением министра внутренних дел М.Т.Лорис-Меликова при Канцелярии московского обер-полицмейстера 1 ноября 1880 года было образовано Секретно-розыскное отделение, аналогичное учреждение появилось и при Варшавском губернском управлении. 14 августа 1882 года все три охранных отделения новый министр внутренних дел Н.П.Игнатьев подчинил Третьему делопроизводству Департамента полиции.

В период царствования Александра III охранные отделения не играли существенной роли в политическом сыске империи. Но при Николае II по инициативе начальника Особого отдела Департамента полиции С.В.Зубатова во всех крупных городах империи с 1902 года начали действовать розыскные отделения, через год переименованные в охранные отделения. В их обязанности входило обнаружение лиц, совершивших или могущих совершить противоправительственные действия, типографий, запрещенной литературы, фальшивых документов и прочего, а также наблюдение за местами скопления людей и выявление умонастроений во всех слоях российского общества.

К 1914 году количество охранных отделений на территории Российской империи достигло шестидесяти. Там же, где их не было, политический сыск производился силами местных жандармских управлений и жандармских пунктов. Подразделения Отдельного корпуса жандармов опутали территорию империи еще более густой сетью, чем политическая полиция.

Кроме того, в восьмидесяти девяти городах империи действовали сыскные отделения, имевшие целью своей деятельности «негласное расследование и производство дознаний в видах предупреждения, устранения, разоблачения и преследования преступных деяний общеуголовного характера» и обязанные всемерно содействовать службам политической полиции.

Министр внутренних дел П.А.Столыпин 9 февраля 1907 года утвердил «Положение об охранных отделениях». Вслед за тем появились инструкции по организации наружного (филерского) и внутреннего агентурного наблюдения. Именно этот момент специалисты считают завершающим в создании органов политического сыска Российской империи.

Охранные отделения состояли из канцелярии, отдела наружного наблюдения и агентурного отдела (внутреннего наблюдения). Канцелярия ведала картотечным алфавитом на всех лиц, проходивших по политическому сыску. На синие карточки заносились социал-демократы, на красные — эсеры, на зеленые — анархисты, на белые — кадеты, на желтые — студенты. В алфавите Московского охранного отделения к Февралю 1917 года насчитывалось около трехсот карточек. Кроме того, Департамент полиции регулярно рассылал во все канцелярии охранных отделений империи списки, содержание которых служило основанием для производства всероссийского политического сыска.

Участковые надзиратели наводили справки об интересовавших охранку лицах и поддерживали связь с филерами. Вокзальные надзиратели присутствовали при прибытии и отправлении поездов и в случае необходимости задерживали выслеженных филерами лиц.

Набирать филеров охранники предпочитали из отставных унтер-офицеров. Им выдавались специальные удостоверения с вымышленной фамилией-кличкой и фотокарточкой. В удостоверении должность филера называлась «агент наружного наблюдения». Им запрещалось входить в дома, приближаться к наблюдаемым объектам, вступать с ними в контакт. Филеры часами рыскали по городу, сутками на морозе простаивали в подворотнях, наблюдая за лицами, указанными им начальством, и обычно не знали, с какой целью производится слежка.

Иногда они следили за своими агентами, иногда по нескольку человек наблюдали за одним и тем же лицом: начальство любило получать информацию из двух независимых источников. Филеры сообщали, куда и когда ходил субъект наблюдения, с кем встречался, во что был одет, что брал с собою, при каких обстоятельствах исчез из-под наблюдения. При умелой постановке дела филеры доставляли ценные сведения для внутреннего наблюдения и, наоборот, проверяли информацию секретных агентов.

В составе знаменитой московской школы филеров, возглавлявшейся Е.П.Медниковым, были сыщики, которые распознавали в толпе неизвестных лиц, причастных к противоправительственным выступлениям, и почти никогда не ошибались. Но такие филеры были редкостью, большинство же — «гороховые пальто», как прозвал их М.Е.Салтыков-Щедрин, — представляли жалкие существа. Платили им гроши, иногда натурой — полушубок, валенки, шапка; заставляли сутками трястись у подъездов, унижали и даже били. Среди «гороховых пальто» была особая категория бестолковых филеров — бандеры или михрютки. Их выпускали следить, когда требовалось кого-нибудь спугнуть.

Главным подразделением Охранного отделения считался Агентурный отдел внутреннего наблюдения. Канцелярия и Отдел наружного наблюдения осуществляли его обслуживание. Наряду с результатами перлюстрации корреспонденции и, если это удавалось, «негласными» обысками жилищ эти два подразделения помогали агентурному отделу напасть на след лиц, входивших в «противоправительственные сообщества». Последующие аресты и допросы давали новые материалы, уточняющие уже известные факты.

Агентурный отряд состоял из начальника, его помощника, жандармских офицеров и секретных сотрудников, занимавшихся внутренним наблюдением. Каждый офицер имел по нескольку секретных сотрудников. Знаток закулисных дел Департамента полиции историк П.Е.Щеголев утверждал: «Главным занятием жандармского поручика или ротмистра при Охранном отделении или Жандармском управлении было приобретение секретных сотрудников и руководство ими. Количество и качество насажденной жандармским офицером секретной агентуры обеспечивало его служебные успехи».

Плод жандармского гения

Все действия агентурного отдела регламентировались Инструкцией по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях, утвержденной в 1907 и вновь выпущенной в 1914 году. Она была столь секретна, что штатные сотрудники не имели права выносить ее за порог кабинета начальника Охранного отделения. «Эта инструкция, — писал Щеголев, — замечательный памятник жандармского творчества, своеобразный психологический итог жандармской работы по уловению душ. Инструкция свидетельствует о растлении ее авторов, о величайшей их безнравственности и о пределах того нравственного развращения, которое несли они в население. Русскому обществу надлежит ознакомиться с этой инструкцией по причинам особенного характера: перечитав плод жандармского гения, читатель проникнется чувством крайнего омерзения, и этого чувства он не забудет никогда».

Инструкция учила приемам вербовки секретных сотрудников, продвижения завербованных агентов в руководство революционных партий путем «создания вакансий», то есть ареста сильных соперников, общению офицеров с агентами, соблюдению конспирации. Она кокетливо запрещала пользоваться услугами провокаторов, но все причастные к политическому сыску знали, что без них не обойтись.

Сыск включает «Действия по установлению или обнаружению неизвестных или скрывающихся преступников», в том числе мероприятия «не столько по обнаружению, сколько по предотвращению преступления». Чтобы предотвратить преступное деяние, необходимо иметь своего секретного агента в «обследуемой среде».Тайный агент, если он эффективно работает на сыск, не может быть пассивным членом «преступного сообщества» иначе ему нечего будет доносить своим полицейским хозяевам.

Для того, чтобы зарекомендовать себя активным членом «сообщества», агенту необходимо провоцировать «товарищей» и самому активно участвовать в совершении уголовно наказуемых противоправительственных выступлениях. Таким образом эффективность тайного полицейского агента зависит от его активности при совершении государственных преступлений, то есть того, против чего должна быть направлена его деятельность.

Все офицеры политического сыска знали, что за использование провокаторов наказания не последует, лишь бы ничего не всплыло наружу. Еще и поэтому охранники крайне бережно относились к своим секретным агентам.

Лицемерие руководителей политического сыска, составлявших и утверждавших инструкцию, заключается в том, что сами же они устанавливали жалованье агентам в зависимости от положения, занимаемого им в «противоправительственном сообществе». Каждая ступенька в партийной иерархии, преодоленная агентом, сулила ему увеличение вознаграждения. Таких случаев с документальным подтверждением имеется много, в том числе признания как агентов, так и их хозяев. Первый раздел инструкции гласил:

«Главным и единственным основанием политического розыска является внутренняя, совершенно секретная и постоянная агентура, задача ее заключается в обследовании преступных революционных сообществ и уличении для привлечения судебным порядком членов их.

Все остальные средства и силы розыскного органа являются лишь вспомогательными, к каковым относятся:

1. Жандармские унтер-офицеры и в розыскных органах полицейские надзиратели, которые, как официальные лица, производят выяснения и расспросы, но не секретно, а «под благовидным предлогом».

2. Агенты наружного наблюдения, или филеры, которые, ведя наружное наблюдение, развивают сведения внутренней агентуры и проверяют их.

3. Случайные заявители, фабриканты, инженеры, чины Министерства внутренних дел, фабричная инспекция и прочие.

4. Анонимные доносы и народная молва.

5. Материал, добытый при обысках, распространяемые прокламации, революционная и оппозиционная пресса и прочие.

Следует всегда иметь в виду, что один, даже слабый секретный сотрудник, находившийся в обследуемой среде («партийные сотрудник»), несоизмеримо даст больше материала для обнаружения государственного преступления, чем общество, в котором официально может вращаться заведывающий розыском. То, что даст общество, всегда станет достоянием розыскного органа через губернатора, прокурора, полицейских чинов и других, с коими постоянно соприкасаются заведывающие розыском. Поэтому секретного сотрудника, находящегося в революционной среде, или другом обследуемом обществе, никто и ничто заменить не может».

Секретные сотрудники делились на департаментских, заграничных и местных. Департаменская агентура (в нее входили члены ЦК социал-демократической партии Р.В.Малиновский, партии социалистов-революционеров Е.Ф.Азеф и Н.Татаров) доставляли сведения л деятельности целых партий. Заграничные провокаторы «освещали» революционную эмиграцию. Возвращаясь в Россию, они переходили в департаментскую агентуру и были чрезвычайно опасны для революционеров из-за обширных связей. Местная агентура находилась на службе в охранных отделениях и доносила о деятельности местных революционных групп.

Инструкция по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях рекомендовала: «Для приобретения их необходимо постоянное общение и собеседование лица, ведающего розыском, или опытных подчиненных ему лиц, с арестованными по политическим преступлениям. Ознакомившись с такими лицами и наметив тех из них, которых можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры считающие себя обиженными в организации, склонные к легкой наживе и т.п.), лицо, вежающее розыском, склоняет их путем убеждения в свою сторону и тем обращает их из революционеров в лиц, преданных Правительству. Этот сорт сотрудников нужно признать наилучшим. Помимо бесед с лицами, привлеченными уже к дознаниям, удается приобретать сотрудников из лиц, еще не арестованных, которые приглашаются для бесед лицом, ведающим розыском, в случае получения посторонним путем сведений о возможности приобретения такого рода сотрудников…

При существовании у лица, ведающего агентурой, хороших отношений с офицерами Корпуса жандармов и чинами судебного ведомства, производящими дела о государственных преступлениях, возможно получать от них, для обращения в сотрудники, обвиняемых , дающих чистосердечные показания, причем необходимо принять меры к тому, чтобы показания эти не оглашались. Если таковые даны словесно и не могут иметь серьезного значения для дела, то желательно входить в соглашение с допрашивающим о незанесении таких показаний в протокол, дабы с большей безопасностью создать нового сотрудника».

Наиболее умелым и удачливым мастером по приобретению секретных агентов считался Зубатов. За чайным столом в непринужденной обстановке он вел неторопливые беседы с арестованными революционерами, предлагая им посредничество между правительством и партиями, осуждая действия правительственных чиновников и революционеров, доказывая собеседникам, что ищет компромиссов… Иногда ему удавалось склонить к сотрудничеству.

Виват, провокация!

Все лица, служившие в политическом сыске, превосходно знали, что более эффективного информатора, более ценного агента, чем провокатор, не существует. Сотрудники полицейского ведомства, пользовавшиеся услугами провокаторов, всячески оберегали их от провала и ни при каких обстоятельствах не признавались в использовании провокации при производстве политического сыска. Лишь на допросах в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывшие руководители политического сыска, изворачиваясь и уходя от прямо поставленных вопросов, признавались в применении полицейской провокации, и то не все. Приведем объяснения бывшего начальника столичной охранки А.В.Герасимова: «Как я понимаю провокацию — это искусственное создание преступления. Этого я никогда не допускал…

Господин председатель, как я уже докладывал раньше, для того, чтобы открыть какую-нибудь организацию, нужно иметь там своего человека. Несомненно, если организация ликвидируется, этот человек является тоже преступником уже потому, что он участвовал. Но если мы будем своих сотрудников выдавать, то никто не пойдет служить к нам. Это установка системы. Это было требованием Департамента полиции, требованием Министерства внутренних дел. Это не Охранное отделение, а вся система. Если вы рассмотрите циркуляры Министерства внутренних дел по Департаменту полиции, вы там найдете целую систему, каким образом нужно водить, освещать и т.д.»

Начальник Герасимова, бывший директор Департамента полиции, юрист М.И.Трусевич, в той же комиссии говорил: «Это всегда было, и до тех пор, пока будет существовать какой-нибудь розыск, даже не политический, а по общеуголовным делам, агентура всегда будет в той среде, которая расследуется».

Среди сотрудников политического сыска провокация трактовалась весьма своеобразно. Вот какое определение дал ей С.Б.Членов, один из участников работы Комиссии по обеспечению нового строя, обследовавших деятельность Московского охранного отделения весной 1917 года: «На жандармском языке провокатор — это секретный сотрудник, участвующий в революционном движении, совершающий те или иные политические акты, без ведома и согласия того розыскного учреждения, в котором служит. Именно в этой тайности по отношению к жандармам, в этом участии в революционной работе не их государственных, а из личных видов и усматривала охранка провокацию». Но в том-то и дело, что, с юридической точки зрения, это определение не провокатора, а двойного агента, контрагента…

Жандармский генерал А.И.Спиридович, написавший в эмиграции весьма субъективные и не во всем правдивые воспоминания, попытался в них объяснить, почему среди революционеров встречаются желающие послужить охранке. «Чаще всего, — писал он, — конечно, из-за денег. Получить несколько десятков рублей за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации — дело нетрудное… если совесть позволит. А у многих ли партийных деятелей она была в порядке, если тактика партии позволяла им и убийства, и грабеж, и предательство, и всякие другие менее сильные, но неэтичные приемы?»

Их революционных партий в провокаторы добровольно шли редко. Причиной согласия чаще всего был страх перед смертной казнью, каторгой, иногда охранникам удавалось запутать, шантажировать, некоторые шли из мести, тщеславия и лишь изредка — из-за денег. Чаще всего в партии засылали готовых агентов. В доносчики, осведомители из подонков просились многие, в них отбоя не было, вербовались за гроши.

Зубатов разработал этику поведения жандармского офицера из агентурного отдела с секретным сотрудников и пытался привить ее своим молодым подчиненным «Вы, господа, — говорил он, — должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните это, относительтесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму. Помните, что в работе сотрудника, как бы ни был он вам предан и как бы честно ни работал, всегда рано или поздно наступает момент психологического перелома.. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним.

Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему. Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет и дальше полезен для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишитесь сотрудника, но вы приобретете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».

Не все офицеры агентурных отделов следовали наставлениям Зубатова. Многие стремились запутать секретных агентов, запутать на тщеславии, трусости, жадности, подозрительности. Многие агенты, боясь своих начальников, шли на все, что от них требовали, а требовали провоцировать и выдавать.

В качестве секретных сотрудников в агентурных отделах охранных отделений числились осведомители и доносчики. В отличие от агентов, состоявших в «правительственных сообществах», осведомители вербовались из лиц, по роду своей основной службы находившихся в местах больших скоплений народа — дворников, лакеев, офицеров, музыкантов, сановников и даже светских дам. Среди них попадались люди серьезные и полезные для сыска. О доносчиках наиболее точное представление дают оставленные ими документы, уцелевшие после разгрома во время Февральской революции здания Московского охранного отделения. В частности выдержки из двух доносов с сохранением орфографии оригиналов:

«Прошу вас Место Ахранова От деления виду того, что я Могу вас услужить в данное время так я хорошо знаком с партиями и революционерами и С Крестьянским Союзом. Могу ихния дела подорвать в короткое время если вы дадите Место».

«Ваше высокородие. Существует важное злоумышление, которое я знаю. Это не заговор, а убийство, но убийство на другой почве. И я могу доказать и выдать многих людей, но только нужно будет производить обыски. А потому вышлите мне 6 рублей на дорогу в Москву; явлюсь и открою вам. Адрес мой (следует фамилия и точный адрес. — Ф.Л.). Причем я не лгу и деньги будут брошены вами мне не зря. Я с помощью обысков дам факты и тогда можно будет дать нос начальнику московской сыскной полиции за то, что он не согласился произвести обыск по моему заявлению. Я знаю, что неизвестно ни полиции, ни медицине. И в случае открытия важного злоумышления пусть мне будет дан ход и выдано денежное вознаграждение.

А осенью я окажу услугу начальнику губернского жандармского управления поделу о разоружении полиции, дам нос местной полиции, открою торговую контрабанду на Каспийском море, разгромлю социалистов. Только имейте в виду, что зря я работать не буду, я первзойду Азефа, который выдал Лопухина. Одним словом, я намерен делать большие дела. Согласны, так высылайте деньги и вызывайте, а не согласны, это ваше высокородие уж ваша воля. И потом имейте в виду, что все, что я ни сообщу вам, это — правда. Я намерен делать большие дела».

В конце доноса рукой начальника Московской охранки написано: «Выдать 6 рублей». Судя по резолюции, услуги предлагал вполне пригодный для охранки человек. Доносчики такого сорта заваливали охранные отделения и жандармские управления своей продукцией. А ретивые охранители арестовывали, обыскивали, допрашивали, сажали и писали в столицу отчеты о проделанной работе по искоренению крамолы.

Что же удивительного, если из Петербурга по всей России рассылались секретные циркуляры следующего содержания: «Вследствие сего Департамент полиции покорнейше просит: во всех случаях устного или письменного заявления или доноса, когда факт преступления ничем, кроме оговора не подтверждается или вообще при сомнении в действительности указываемых обстоятельств — предварительно воздержания формального, в порядке 1035 статьи Устава Уголовного Судопроизводства, дознания, проверять негласным путем основательность обвинения и лишь в случае подтверждения первоначальных сведений этой негласной проверкой приступать к дознанию».

Огромные затраты на секретную агентуру приносили свои уродливые результаты. Специалисты считают, что перед Февральской революцией по Департаменту полиции числилось 35—40 тысяч секретных агентов. Благодаря их деятельности Департамент полиции имел достоверные сведения о работе съездов революционных партий, совещаниях фракций этих партий в Государственной Думе, соотношениях сил внутри партий, настроениях эмиграции. Далеко не всегда удавалось скрыть пути транспортировки нелегальной литературы, расположение типографий, динамитных мастерских.

Охранные отделения без изменения дожили до Февральской революции. Когда в воздухе потянуло серьезной опасностью, они опрометью разбежались, боясь народной расправы.

СМЕРТЬ ГЕОРГИЯ ГАПОНА

После расстрела петербургских рабочих 9 января 1905 года инициатор шествия эмигрировал. Он жил в Женеве, в Швейцарии, какое-то время—даже на квартире Азефа в Париже. Между тем еще в феврале 1905 года за подписью директора департамента полиции Лопухина был разослан циркуляр № 1143; в нем говорилось: «Департамент полиции имеет честь просить надлежащие власти принять меры к розыску священника церкви Св. Михаила Черниговского при С.-Петербургской пересыльной тюрьме Георгия Аполлонова Гапона и в случае обнаружения названного лица подвергнуть его обыску, арестовать и препроводить в распоряжение начальника С.-Петербургского жандармского управления.

Приметы: роста среднего, смуглый, тип цыганский, волосы остриг, бороду сбрил, жиденькие черные усики, нос горбинкой, слегка искривлен, бегающие глаза, на левой руке, ниже последнего сустава с наружной стороны указательного пальца свежая пулевая рана, говорит с характерным малороссийским акцентом».

Чем больше шла на убыль революция в России, тем сильнее тяготился царь правительством. Точнее—возглавлявшим его Витте. Либеральная ширма накануне массовых репрессий, когда революционнее движение пошло на спад, царю больше не требовалась.

После неудавшегося покушения на Витте царь искал повод, чтобы сместить его с поста председателя Совета министров. В начале марта 1906 года активные члены «теневого кабинета» царя—бывший директор департамента полиции, а ныне помощник Трепова Гарин и доверенное лицо Николая II князь Мещерский (редактор черносотенного журнала «Гражданин») обсуждали этот вопрос.

Сенатор Гарин высказал идею: для дискредитации Витте в глазах общественного мнения желательно установить его связь с небезызвестным Гапоном. Для этого было бы достаточно даже одной встречи и беседы Витте с Гапоном. А уж если бы удалось «доказать» факт оказания им материальной помощи Гапону, можно было бы с гарантией на успех пустить в оборот слух, что либерал Витте еще до назначения его председателем Совета министров поддерживал тайные связи с темными, анархиствующими элементами, вместе с Гапоном организовал шествие рабочих к царю 9 января 1905 года с целью свержения монархии и установления республики в России и именно он прямой и непосредственный виновник того, что царское правительство было вынуждено расстрелять рабочих на подступах к Зимнему дворцу.

— А что, идея неплоха,— задумчиво проговорил Мещерский.— Надо усилить антивиттовскую кампанию в печати.

Через два дня Трепов приказал Рачковскому во что бы то ни стало разыскать Гапона. Тот установил, что Гапон находится в Париже, и дал указание заведующему заграничной агентурой департамента полиции Гартингу встретиться с Гапоном, а затем направить его нелегально в Петербург.

Вскоре Гапон был в Петербурге. К председателю Совета министров графу Витте явился сотрудник Министерства внутренних дел, прикомандированный к его канцелярии, Мануйлов-Манусевич и стал просить принять Гапона. Впрочем, об этом подробно рассказал сам Витте.

«Через несколько дней после того, как Мануйлов-Манусевич,— писал он,— был прикомандирован к канцелярии, он явился ко мне и от имени князя Мещерского просил меня принять Гапона, который ввиду того, что громадное большинство рабочих находится в руках анархистов-революционеров, искренне раскаивается в своем поступке, приведшем рабочих к расстрелу 9 января 1905 г., желает теперь спасти рабочих и, ввиду дарованной 17 октября конституции, помочь правительству успокоить смуту...

Я ответил Мануйлову, что никаких сношений с Гапоном иметь не желаю и что если он в течение суток не покинет Петербург и не уедет за границу, то он будет арестован и судим за 9 января... На другой день ко мне явился Мануйлов и передал, что Гапон хочет уехать за границу, но не имеет денег; я дал Мануйлову 500 рублей, сказав, что я даю ему эти деньги с тем, чтобы он довез Гапона до Вержболова и убедился, что Гапон покинул Россию.

Затем, дня через два, ко мне явился Мануйлов и доложил, что Гапон переехал в Вержболове границу и обещал, что он в Россию не возвратится. Может быть, тогда было бы правильнее его арестовать и судить, но ввиду того, что тогда все рабочие были в экстазе и Гапон пользовался еще между ними большой популярностью, я не хотел сейчас, после 17 октября и амнистии, усложнять положение вещей. Через некоторое время ко мне пришел князь Мещерский и убеждал меня разрешить Гапону вернуться в Петербург и принять его, говоря, что Гапон теперь принесет громадную пользу в борьбе с анархистами и революционерами...

Я просил Мещерского оставить меня в покое и сказал, что Гапону не доверяю, никогда его не приму и ни в какие сношения с ним не вступлю. Затем в течение нескольких месяцев о Гапоне ни слова не слыхал. В марте месяце мне как-то Дурново сказал, что Гапон в Финляндии и хочет выдать всю боевую организацию центрального революционного комитета партии эсеров и что за это просит 100 тыс. рублей... что с ним ведет переговоры Рачковский... Затем я узнал, что Гапон убит в Финляндии».

На самом деле Гапон вернулся в Россию. По паспорту на имя П. Н. Рыбницкого он со своей любовницей, некой Александрой Уздалевой, жил на даче— в глухом переулке в Териоках, наезжал в Петербург, встречался с министром внутренних дел и шефом жандармов Дурново, вице-директором департамента полиции по политической части Рачковским, с начальником Петербургского охранного отделения полковником Герасимовым.

На одной из конспиративных встреч с Дурново Гапон получил чистый паспортный бланк. Присутствовавший при этом Мануйлов-Манусевич собственноручно вписал в бланк фамилию Рыбницкого. Вместе с новым паспортом Гапон получил и особое задание: установить, готовится ли покушение на жизнь Николая II, графа Витте и Дурново, выявить фамилии новых членов Боевой эсеровской организации. На расходы Гапону выдали 30 000 рублей; он положил их в банк «Лионский кредит» на имя Рыбницкого.

Будучи еще в Париже, Гапон в порыве какой-то явно патологической откровенности рассказал как-то Азефу о своих контактах с Зубатовым и другими царскими жандармами. Тот немедленно сообщил об этом ЦК эсеровской партии, было принято постановление о суде и казни Гапона. Азеф добился, чтобы выполнение его поручили Рутенбергу, давно и хорошо знавшему Гапона. Именно Рутенберг увел Гапона 9 января 1905 года с площади перед Зимним дворцом и помог ему скрыться за границу.

Рутенберг, внешне красивый, мужественный, решительный в действиях, пользовался большой популярностью в эсеровских кругах. Тщеславный, похожий на Квазимодо, Азеф откровенно завидовал ему. А после того как обнаружил, что Рутенберг активно разыскивает источник утечки информации из ЦК партии и подозревает Азефа в тайных связях с царской полицией, решил заманить его в Россию под предлогом необходимости казни Гапона, а затем выдать его царской полиции.

Азеф намеревался разом убить трех зайцев: избежать собственного разоблачения, убрать соперника, претендующего на лидерство в партии — Рутенберга, и заслужить благосклонность царской охранки. Осуществить замысел Азефу не удалось: Рутенберг, вопреки правилам, не поставил в известность руководителя Боевой организации эсеров ни о плане покушения на Гапона, ни о дате суда над ним. О всем случившемся Азеф узнал лишь после возвращения Рутенберга в Париж...

Вернувшись в Петербург из своей недолгой эмиграции, Гапон сообщил Рачковскому, что в столице находится его друг—эсер Рутенберг, и получил задание склонить его к сотрудничеству с тайной полицией.

27 марта 1906 года Гапон встретился с Рутенбергом. Заговорил о том, что все на этом свете тлен и суета, однако... есть возможность заработать большие деньги через одного очень влиятельного чиновника в департаменте полиции: если ему кое в чем помочь, он озолотит. Рутенберг сделал вид, что заинтересовался предложением, сказал, что, пожалуй, согласится стать тайным агентом за 100 тысяч рублей, и попросил Гапона завтра же—для более подробного и обстоятельного разговора—приехать к нему на дачу. Эту дачу в местечке Озерки под Петербургом, на Ольгинской улице, в доме 3/12, Рутенберг снял на имя вымышленного Ивана Ивановича Путилнна еще накануне — 24 марта, и предназначалась она для суда над Гапопом.

На следующий день, как договаривались, Гапон был в Озерках, на платформе его ожидал Рутенберг. Окончательно убедившись в предательстве Гапона, он пригласил на дачу четырех рабочих-гапоновцев. Вера их в святого отца была еще так велика, что каждый носил при себе как реликвию прядь волос Гапона. Рабочих Рутенберг разместил так, чтобы они слышали предстоящую беседу с Гапоном; он же заранее заготовил и намыленную веревку—для казни.

Ничего не подозревавший Гапон, как только пошел на дачу, начал вновь уговаривать Рутенберга стать агентом Рачковского. Все это слушали рабочие, они находились в соседней комнате; дверь в нее была предусмотрительно заперта изнутри на тот случай, если бы Гапон вдруг вздумал осмотреть помещение.

Вот как об этом разговоре Гапона с Рутенбергом вспоминал позже один из этих рабочих:

«Гапон. 25 тысяч—хорошие деньги, и потом Рачковский прибавит еще. Нужно сперва выдать только четверых человек из боевой организации.

Рутенберг. А если мои товарищи узнают?

Гапон. Они ничего не узнают. Поверь мне. Рачковский такой умный человек, что он сумеет все это устроить. Уж на него можно положиться.

Рутенберг. А если я, например, выдам тебя? Если я открою всем глаза на тебя, что ты спутался с Рачковским и служишь в охранном отделении?

Гапон. Пустяки! Кто тебе в этом поверит? Где твои свидетели, что это так? А потом, я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим. Ну да бросим об этом! Перейдем лучше к делу.

Рутенберг. Но ведь всех этих товарищей повесят?

Гапон. Лес рубят—щепки летят! И притом же посылал ведь ты Каляева на смерть, отчего же ты не можешь послать на ту же смерть и этих?

Далее я слышал, как Гапон говорил о революционных партиях и своем в них разочаровании. Потом он снова хвалил Рачковского и его умение устраивать дела «шито-крыто» .

Разгневанные рабочие ворвались в комнату, где беседовали Рутенберг с Гапоном. Увидев в руках одного из рабочих веревку, Гапон сразу понял, что его ожидает. Он упал на колени и дико закричал:

— Братцы!.. Пощадите! Родимые мои... Простите меня... Во имя прошлого!

Рутенберг не желал принимать непосредственного участия в его казни и вышел из комнаты. Когда вернулся, с Гапоном было покончено: он висел на крюке, вбитом над вешалкой для одежды. Взглянув на труп, Рутенберг проговорил:

— Так висел Каляев. Гапон хотел, чтобы и другие так же висели.

Он замолчал и после долгой паузы добавил:

— А это все же хорошо, что его не расстреляли. Он готовил другим виселицу — и сам ее заслужил. Расстрел был бы для него слишком почетен .

13 апреля 1906 года газета «Новое время» сообщила: «герой» 9 января 1905 года 28 марта 1906 года выехал из Териок в Петербург и с этого времени домой не возвращался; труп Гапона обнаружен в помойной яме во дворе дома мещанина Полотнова в посаде Колпино с трещинами на черепе от ударов тяжелым предметом. При проверке этого сообщения полиция установила, что опубликованные сведения не верны; в Колпино обнаружен труп крестьянина Бежецкого уезда Тверской губернии Ивана Евстигнеева, работавшего в Колпино угольщиком и считавшегося выбывшим на родину в ноябре 1905 года.

15 апреля та же газета писала: «Исчезновение Гапона становится все более загадочным. Лондонский корреспондент венской «N. Fr. Presse» от 10 (23) апреля сообщает телеграммой следующее известие о Гапоне, присланное «Manchester Guardian» петербургским корреспондентом этой газеты: «От приятеля, собеседник которого был очевидцем случившегося, я узнал нижеследующее и могу представить доказательства.

В четверг 10 апреля о. Гапон тайно повешен четырьмя революционерами, принадлежащими к рабочим классам». Далее корреспондент дает личную характеристику Гапона: «В частной жизни это был страшный шарлатан, честолюбец и к тому же человек невежественный... С другой стороны, это был опытный оратор, даже первоклассный оратор, один из тех людей, которые гипнотизируют себя и других своими словами».

В материале описана и казнь Гапона в Озерках, а в заключение утверждается: когда Гапон «удостоверился, что эсеры ему не доверяют, решил сделать «карьеру» по-другому и стал агентом тайной полиции. Гапон был настолько неосторожен, что предложил другому революционеру также поступить на службу в полицию» .

19 апреля 1906 года газета «Новое время» опубликовала статью, в которой, в частности, говорилось о тайных услугах (еще до 9 января 1905 года) Гапона убитому эсерами министру .внутренних дел и шефу жандармов Плеве. В то же время в этой статье говорилось следующее: «Нам доставлено из Берлина следующее сообщение.

Суд рабочих имел неопровержимые доказательства того, что Георгий Гапон, вернувшись в декабре 1905 года в Россию, вступил в сношение через чиновника особых поручений Мануйлова с Витте и имел ряд свиданий с бывшим директором департамента полиции Лопухиным, с товарищем (заместителем) директора департамента Рачковским и с начальником Петербургского охранного отделения полковником отдельного корпуса жандармов Герасимовым.

Рассказав все, что знает о революции и революционерах, Гапон получил от неизвестного частного лица для дела рабочих 50 000 франков. Деньги эти рабочим не переданы. Суд постановил: Георгий Гапон—предатель, провокатор и растратил деньги рабочих, он осквернил честь и память товарищей, павших 9 января 1905 года. Георгия Гапона предать смерти. Приговор приведен в исполнение. Члены суда».

Нетрудно заметить: материалы «Нового времени» о Гапоне в апреле 1906 года питались информацией иностранных корреспондентов. Французские, английские, немецкие журналисты проявляли исключительный интерес к «герою» 9 января. Но в их корреспонденциях правда об убийстве Гапона часто переплеталась с самыми фантастическими вымыслами.

Что касается Петербургского охранного отделения, то оно только 19 апреля 1906 года получило сведения, что «Гапон действительно убит за предательство в одной из дачных местностей в окрестностях Петербурга по инициативе известного члена Боевой организации партии социалистов-революционеров инженера Петра Рутенберга. Убийство совершено несколькими рабочими, бывшими приверженцами Гапона, посредством удушения». Сообщалось, что труп Гапона пока не обнаружен.

Но вот 30 апреля 1906 года к приставу 2-го стана Нивинскому пришла Звержинская—хозяйка дачи в Озерках, которую снимал Рутенберг. Она сказала, что не видела своего постояльца с 28 марта и очень тревожится, не случилось ли с ним чего-нибудь плохого. Она просила открыть дачу в присутствии полиции. Когда дачу открыли, в одной из комнат, запертых на висячий замок, обнаружили труп Гапона.

В докладной записке С.-Петербургского губернатора министру внутренних дел и шефу жандармов сообщалось: «Труп Гапона находился в сидячем положении с согнутыми ногами, на шее довольно толстая веревка, употребляемая обыкновенно для сушки белья, один конец которой прикреплен к небольшой железной стенной вешалке. На ногах валяется меховое пальто с бобровым воротником, один рукав которого завязан тонкой веревкой.

Гапон одет в черный пиджак, темно-коричневый жилет, цветную сорочку и фуфайку, черные брюки и на ногах сапоги, слева от трупа—серая мерлушковая шапка, справа—две галоши. При покойном найдены карманные черного металла часы и проездной билет Финляндской железной дороги от 28 марта сего года с правом обратного проезда. Около этажерки близ ног покойного валяются его галстук, стекла от разбитого стакана и стоит пивная бутылка с какой-то жидкостью».

В письме губернатору С.-Петербурга Дурново сетовал на крайне плохую работу полиции по розыску убийц Гапона. «...Труп был обнаружен случайно,— писал Дурново.— В то время как сообщения прессы, связанные с убийством Гапона, в точности подтвердились».

3 мая 1906 года на городском Ушенском кладбище состоялись похороны Гапона. В них участвовало более 150 рабочих—бывших гапоновцев, сохранивших веру в своего кумира. На одном из венков на красной ленте было написано: «Истинному вождю Всероссийской революции 9 января Георгию Гапону».

Газета «Русское слово» в заметке «Вождь народа» так подвела итог «гапониаде»: «Умер большой комедиант, красивый лжец, обаятельный пустоцвет-Жизнь его обманула, потому что он всегда ее обманывал».

А что же Рачковский? Потерявший связь с Гапоном и узнавший, что он нигде не появляется после

28 марта 1906 года, он все это время оставался в тени. Чем объяснить такое равнодушие к судьбе агента? На это у Рачковского были свои резоны. После того как с его помощью был скомпрометирован Витте, Рачковский больше не нуждался в Гапоне. Более того, в известной степени он даже опасался его: не было уверенности, что истеричный и экстравагантный Гапон будет держать язык за зубами; не было гарантий, что в порыве «откровенности» или за хороший гонорар он не расскажет какому-нибудь корреспонденту, ищущему политических сенсаций, как получал задание от охранки в провокационных целях просить у Витте материальной помощи.

Похоже, сам Рачковский всерьез подумывал о ликвидации Гапона. И здесь ему очень помогли эсеры. Не исключено, что кто-то из тайных агентов Рачковского непосредственно участвовал в казни Гапона: уж очень подозрительно точно Рачковский знал детали убийства.

Несмотря на то, что граф Витте, проявив политическую дальновидность, отказался встретиться с Гапоном, чем в значительной степени затруднил осуществление замыслов членов «теневого кабинета» царя по его смещению с поста председателя Совета министров, он все же допустил серьезную оплошность, дав деньги на мнимую нелегальную отправку того из России. Это послужило основанием для утверждения его противниками, что Гапон действовал по его указаниям и получал от него значительные суммы денег.

19 марта 1906 года в газете «Новое время» появилось «Заявление г. Гапона прокурору судебной палаты» такого содержания: «Осенью прошлого года я получил предложение от имени графа Витте вступить с ним в переговоры по поводу рабочих организаций и их материального состояния. Мне было объявлено, что возникновение рабочих организаций возможно, и мне было разрешено полулегальное пребывание в Петербурге впредь до окончания возбужденных переговоров».

Газеты опубликовали сообщение, что 27 марта 1906 года Гапон посетил председателя Петербургского окружного суда и беседовал с ним более часа. Во время беседы Гапон заявил, что ему надоело скрываться, он настойчиво требовал открытого и гласного суда над ним, чтобы официально установить, что он, Гапон, ни, в чем не виноват, ибо действовал по прямому указанию графа Витте и должен быть восстановлен в гражданских правах.

Вся черносотенная печать начала бешеную травлю Витте, обвиняя его в измене родине и престолу. Начались открытые выступления черносотенцев против Манифеста 17 октября 1905 года. На своих сборищах они кричали: «Долой подлую конституцию! Смерть графу Витте!»

14 апреля 1906 года Витте подал в отставку.

В письме к царю он писал: «Я чувствую себя от всеобщей травли разбитым и настолько нервным, что я не буду в состоянии сохранять то хладнокровие, которое потребно в положении председателя Совета министров, в особенности при новых условиях... В течение шести месяцев я был предметом травли всего кричащего и пишущего в русском обществе и подвергался систематическим нападкам имеющих доступ к Вашему императорскому величеству крайних элементов».

16 апреля 1906 года отставка Витте царем была принята. На этот раз провокация царской тайной полиции увенчалась успехом.

ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ

“Шанель номер пять”

…Известность Грасса намного превосходит его размеры. Этот небольшой южный городок, раскинувшийся в горах над Ниццей, слывет парфюмерной столицей Франции, и на 40 тысяч жителей (а среди них, кстати, до войны был и Иван Алексеевич Бунин, снимавший здесь небольшой дом) приходится с десяток фабрик, производящих знаменитые французские духи. Отсюда берет начало и самая известная их марка — «Шанель № 5». Да и история дома моды Габриель Шанель по прозвищу Коко. Именно эти духи принесли ей славу и состояние, сделали ее той великой Коко Шанель, которую непререкаемый авторитет французов писатель и государственный деятель Андре Мальро назвал среди трех самых заметных фигур в истории Франции ХХ века — наряду сШарлем де Голлем и Пабло Пикассо.

А начиналось все, конечно же, с любовного приключения Впрочем, связь Коко с великим князем Дмитрием Павловичем, отправленным царем в январе 1917 года в изгнание за участие в убийстве Распутина, просто приключением не назовешь. Роман был коротким, но бурным. Дмитрий, как и большинство мужчин, с первого взгляда влюбился в Шанель. Взаимностью она ему поначалу не отвечала. «Не плачь, Дмитрий, — говорила Коко, — но ни твоей женой, ни любовницей я не буду». А когда родственник великого князя пришел к Шанель и сказал, что Дмитрий и она должны быть вместе — такова воля судьбы, Коко отрезала: «Ко мне царь не заходил».

Настойчивость русского князя все же взяла верх. Не потому ли, что как скажет она позднее, «все эти наследные принцы вызывали у меня огромную жалость: их работа, когда они ее выполняют, уж очень скучная, а когда они без работы, и того хуже». Как бы то ни было, Шанель, решив съездить в Моние-Карло на новеньком автомобиле, пригласила Дмитрия опробовать покупку. «Но на это у меня нет денег», — смутился он. «Бензин я беру на себя, а там вовсе не обязательно останавливаться в роскошном отеле», — успокоила друга Коко.

В ту поезку они и посетили Грасс, где познакомились с неким Эрнстом Бо, химиком-парфюмером. Молодость свою он провел в Санкт-Петербурге, поскольку его отец служил при царском дворе, и встреча с великим князем и его очаровательной спутницей навеяла на него приятные воспоминания и… развязала язык. Бо назвал своим знакомым 24 ингредиента, которые должны составить новый, придуманный им сорт духов. Этим секретом грасского парфюмера и воспользовалась Коко. Добавив некоторые компоненты, она вскоре, в 1921 году, выпустила знаменитый «№ 5», быстро завоевав рынок. Почему она выбрала такое название? По той простой причине, объясняла Шанель, что из всех пробных флаконов именно в пятом оказалась смесь, ставшая новой маркой. Кроме того, пятерка показалась ей изящной по своим очертаниям.

Эти духи принесли Коко огромное состояние, которым надо было умело распоряжаться. Три года спустя, в 1924 году, она основала фирму по производству духов, пригласив в компаньоны братьев Вертхаймеров. Кто мог предположить, что этот разумный с точки зрения коммерции, шаг обернется через некоторое время детективной историей, в которой Шанель отвела себе роль новоявленной Мата Хари?

“Русские сезоны “ Коко

Но до тех событий еще целых 15 лет, а пока беззаботная Коко меняет любовников, выпускает новые коллекции одежды, завоевывая Францию и весь мир. И не забывает о своем первом увлечении — шляпках. Ведь с их моделей она, 25-летняя провинциалка и сирота, начала завоевывать Париж еще в 1911 году. Неизменной, пожалуй, останется среда, в которой постоянно вращается Шанель, — русские эмигранты.

Знакомством с великим князем она обязана выдающемуся хореографу Сергею Дягилеву. Это имя гремело в начале века по всей Европе. Его «Русские сезоны», постановки балетных спектаклей считались в то время вершиной балетного искусства. Шанель восхищалась русским балетом, часто ходила в театр на выступления Нижинского, ставшего впоследствии «звездой» дягилевской труппы. Даже покорившее мир строгое черное платье от Шанель придумано было ею на русском балетном спектакле, когда Коко вдруг поняла, что ее раздражает буйство цветов в нарядах сидящей в зале публики.

Но с самим Дягилевым встреча произошла позднее, на закате его карьеры. Разразилась первая мировая война, и взрогнувшим от ее ужасов европейцам стало не до балета. Хореограф обосновался в Италии, там-то близкая подруга Шанель и познакомила ее с русской знаменитостью. Дягилев был в плачевном положении: умер его покровитель великий князь Владимир, нечем стало расплачиваться с долгами, а тут еще любимый Нежинский дважды изменил ему — женившись и уехав в Латинскую Америку. Скандалом закончилась премьера «Весны священной» Игоря Стравинского: зрители не приняли ни новаторской музыки, ни хореографического эксперимента Дягилева. Он решил сделать вторую постановку балета, но денег на нее не было.

Удача улыбнулась ему в образе Коко. Несмотря на всего лишь шапочное знакомство в Венеции, она смело пришла к Дягилеву в гостиницу, в которой он остановился по приезде в Париж. Капризный мэтр был недоволен, что его побеспокоили, вызвав в холл к какой-то посетительнице. Но Шанель быстро подняла ему настроение, вручив чек на сумму, необходимую для новой постановки «Весны священной».

Дягилев ожил. Он формирует новую труппу и не стесняется в случае надобности обращаться за помощью к Коко, ставшей его близким другом. Она бесплатно работала над костюмами для нескольких его балетов, поддерживала финансами. «Я был у принцессы П., — рассказывает он Шанель, — она дала мне 75 тысяч». И слышит в ответ: «Но она же знаменитая американская дама, а я всего-то французская модельерша, вот вам 200 тысяч».

На этого человека денег она не жалела. До конца своей жизни Коко повторяла, что Дягилев был ее главным и единственным учителем. Хотя признавала его тяжелый, а порой и невыносимый характер: «Упрямый, щедрый и одновременно скупой, никогда не знающий, что он сделает в следующую минуту, скупающий полотна, которым нет цены, и тут же дарящий их, легко поддающийся обману, он разъезжает по Европе как меценат, не имя ни гроша в кармане, в брюках, которые держатся на булавке».

Дягилев ввел Коко в русский мир Парижа, и с тех пор на улице Камбон, где разместился дом моделей Шанель, зазвучала русская речь. Эмигрантам было нелегко. Вытолкнутые большевиками за границу, они и здесь оказались ненужными, прежние титулы, пусть даже дворянские, ни на кого не производили впечатления, и работа у Шанель оказалась для многих спасением.

«Серым кардиналом», дававшим Коко советы, как себя вести с русскими, был., конечно, великий князь Дмитрий Павлович. Посетителей у входа в дом моделей встречал бывший губернатор Крыма граф Кутузов. Великая княгиня Мария Павловна, которая, если бы не революция, должна была стать королевой Швеции, возглавила мастерскую русской вышивки… «Все эти великие князья, — вспоминала Коко, — были похожи друг на друга: прекрасное лицо, которое ничего не выражало, зеленые глаза, тонкие руки… Мирные, даже застенчивые люди… Они пьют, чтобы избавиться от страза. Эти русские величавы, красивы, великолепны. Но за всем этим ничего нет, только пустота и водка».

Сохранилось, однако, и другие ее впечатления: «Русские меня всегда восхищали. Их любимое «все твое, то и мое» приводило меня в состояние опьянения. Все славяне отличаются утонченностью, естественностью, даже самые несчастные из них незаурядны».

Шанель готовит новую коллекцию мехов, и в Довиле, роскошном курорте на нормандском побережье Атлантики, ее представляют русские манекенщицы. Шанель увлеклась спортивной одеждой, и русская танцовщица Лидия Соколова показывает купальный костюм, а сестра Нижинского — теннисный костюм.

Операция «Модная шляпка»

К середине 30-х годов русские страницы жизни Коко оказались почти полностью перевернутыми. Умер Дягилев, в США перебрался Стравинский, одно время очень увлекавшийся Шанель… Сама она сменила великого князя Дмитрия Павловича на герцога Вестминстерского, роман с которым длился целых 14 лет. Эта непривычно долгая для Коко любовная связь ввела ее в иную среду — принц Уэльский, Уинстон Черчилль… Шанель находилась в зените славы и, несмотря на возраст (ей уже было далеко за пятьдесят), продолжала пользоваться завидным успехом у мужчин. Вышел на экраны фильм Ренуара «Правило игры», костюмы для которого сшила Коко…

Спутала все карты, лежавшие удачным пасьянсом, опять же война, вторая мировая. Поначалу Шанель заняла вполне патриотичную позицию и даже пошла на рискованный шаг, показав свою коллекцию одежды в сине-бело-красных цветах — цветах Франции. Но затем она решила закрыть свой дом моды. «У меня было чувство, — вспоминала Коко, — что закончилась целая эпоха и что никогда уже никто не будет шить платья». И она уединилась в роскошном парижском отеле «Риц».

Но добровольное заточение длилось недолго. Коко нашла для себя новое занятие, менее безобидное, чем создание моделей или производство духов.

В многочисленных биографиях Шанель нетрудно обнаружить «белое пятно» — годы оккупации Франции нацистами. По одной невнятной версии, она провела их в Швейцарии. По другой — не выезжала из Франции. И никаких подробностей ее отношений с оккупационными властями. И вот рассекреченные недавно архивы английской разведки пролили свет на тогдашнюю деятельность Коко, пахнущую, увы, много хуже, чем знаменитый «№ 5».

В 1940 году, в 57-летнем возрасте, Коко в очередной раз влюбилась. На сей раз в господина, который был на 15 лет моложе ее. Звали его Ганс Гюнтер фон Динклаге, и служил он атташе германского посольства. Этот немец был, судя по всему, агентом абвера. Коко решила воспользоваться этим знакомством, чтобы вернуть себе эксклюзивные права собственности на духи «Шанель». Помните братьев Вертхаймеров? Так вот они и выкупили перед войной эти права, а затем из-за своего еврейского происхождения вынуждены были уехать из нацистской Германии в Соединенные Штаты. Динклаге обещал помочь, а чтобы ублажить новых немецких друзей, Коко клялась им в собственной «арийской чистоте».

Затея провалилась, так как Вертхаймеры успели быстро оформить контроль над духами «Шанель» на подставных лиц.. И тогда в голове Коко родился другой проект, на сей раз куда более амбициозный, — остановить военные действия. Она решила ввязаться в историю с заключением сепаратного мира между западными союзниками и Германией. Историю, известную нам по «Семнадцати мгновениям весны».

Через своего любовника Шанель вступила в контакт с Вальтером Шелленбергом, шефом разведслужбы СС и доверенным лицом Гиммлера, одним из тех в нацистском руководстве, кто вынашивал идею сепаратного мира. Предложив Шелленбергу свои услуги, Коко в апреле 1943 года по его вызову отправляется в Берлин, чтобы обсудить детали плана.

Заключался он в том, чтобы воспользоваться старым знакомством Шанель с британским премьером Уинстоном Черчиллем, с которым она неоднократно встречалась до войны в доме своего любовника герцога Вестминстерского.

Вспоминая об этом деле в 1945 году, Шелленберг, когда его в качестве уже нацистского преступника допрашивала английская разведка, согласно протоколу, заявил следующее: «Мне представили женщину, сказав, что она достаточно хорошо знает Черчилля, чтобы вести с ним политические переговоры. Она назвала себя врагом Советской России и утверждала, что желает помочь Франции и Германии, судьбы которых, по ее словам, тесно связаны между собой», Шелленберг приказал, чтобы Шанель приехала в Берлин. Вот тогда-то, в апреле 1943 года, и состтоялась их первая встреча, на которой тайная операция, задуманная Коко, получила название «Модная шляпка».

Каковы же были мотивы Коко? Она не могла не понимать, что в случае успеха ее миссии Франция осталась бы немецкой. Однако те, кто знал Шанель, отвергают версию предательства национальных интересов и говорят даже о ее «самопожеотвовании во имя установления мира» и о «крови Жанны д’Арк, текущей в жилах Коко», Чем бы, однако, ни руководствовалась известная модельерша, более удивительно поведение высших чинов «третьего рейха».

Конечно, Гиммлер хотел добиться сепаратного мира на Западе и полагался в этом деле на умного Шелленберга. Но почему же последний принял столь наивное предложение «звезды» парижской моды? Офицер английской разведки Стюарт Хэмпшир, допрашивавший Шелленберга, признался недавно, что «был поражен тем, насколько упрощенно Шелленберг видел положение дел в Великобритании». Как можно было поверить, удивлялся английский офицер, что какое-то светское знакомство заставит Черчилля вести переговоры о сепаратном мире с Германией в тот момент, когда уже было очевидно, что она проиграет войну?

Тем не менее Шанель получила от Шелленберга «добро» на операцию «Модная шляпка» и отправилась в Мадрид, чтобы через знакомого ей британского посла в Испании и одну из своих подруг выйти на связь с Черчиллем. Предварительно эту подругу, Веру Ломбарди, люди Шелленберга арестовали за «шпионаж», а потом предложили ей сделку: или помощь Коко или тюремная камера, Именно Вера и должна была передать Черчиллю послание с предложением о встрече с Шанель.

Устроившись вновь в отеле «Риц», на сей раз мадридском, Коко ждала ответа от британского премьера. Но так и не дождалась. Получив сообщение, что Черчилль серьезно болен, она поняла, что ее миссия закончилась неудачей. Коко так никогда и не узнала, что ее послание даже не дошло до адресата, поскольку Шелленберг передал через Веру Ломбарди другое письмо Черчиллю с предложением о встрече для обсуждения сепаратного мира. К тому времени шеф разведки СС уже, видимо, осознал, что операция «Модная шляпка» не имеет шансов на успех.

Окончательно же провал своей миссии Шанель констатировала в декабре 1943 года, когда она вновь приехала в Берлин и доложила о неудаче Шелленбергу.

После освобождения Парижа Коко, чье сотрудничество с оккупантами было очевидным, сразу же задержали французские силы внутреннего правопорядка, сформированные из отрядов движения Сопротивления. Но за решеткой она пробыла недолго — всего один час. Говорят, что за нее хлопотали весьма высокопоставленные особы, в том числе Уинстон Черчилль.

Единственное, чего потребовали от Коко новые власти в обмен на свободу, — немедленный отъезд из Франции. Она перебралась в Швейцарию, где неожиданно возобновилась ее связь с Вальтером Шелленбергом, к которому Шанель, несмотря ни на что, испытывала симпатию. На Нюрнбергском процессе этому эсэсовцу был вынесен самый мягкий приговор — шесть лет тюремного заключения. Коко регулярно писала ему письма, и когда Шелленберг в 1951 году вышел на свободу, Коко продолжала его поддерживать, даже материально. 31 марта 1952 года Шелленберг скончался, и Шанель взяла на себя все расходы по его похоронам…

Так была поставлена последняя точка в операции «Модная шляпка».

И снова Париж

История жизни Коко на этом не кончается. Улеглись послевоенные страсти, ей простили прежние грехи, разрешив вернуться во Францию. Там она вновь взялась за моду. Когда Марлен Дитрих спросила у Шанель, зачем ей это нужно, та объяснила просто:»Потому что я умирала от тоски». Вспомнила Коко и о еще одном прежнем увлечении — русском балете. Ее часто видели на спектаклях Большого театра во время его гастролей в Париже…

Умерла Габриэль Шанель по прозвищу Коко в 1971 году. Она любила повторять, что «жизнь живого существа — это всегда загадка». Сколько еще неразгаданных загадок она унесла с собой в могилу?

«СИНДИКАТ-2»

В 1922—1925 гг. расстановка сил на внутриполитической арене России изменилась в пользу Советской власти. Оппозиционные партии и группы теряли сторонников, которые, убедившись в жизнеспособности Советского государства, пытались найти свое место в новой жизни. Начался процесс возвращения из эмиграции бывших белогвардейцев, раскаявшихся в своей прежней деятельности и повинившихся перед властью.

В то же время часть противников Советского государства, которая не могла примириться с произошедшими изменениями и желала продолжения борьбы, уходила в глубокое подполье, устанавливала связь с зарубежными единомышленниками, создавала тайные организации и готовилась к активным действиям против существующего в стране режима.

Из зарубежных антисоветских организаций выделялся «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРС), возглавляемый Б. Савинковым. Несмотря на то, что деятельность «Союза», после выдворения в конце 1921 года из Польши его штаб-квартиры была практически парализована из-за резкого сокращения его финансирования, однако савинковцам удалось сохранить свои группы в Варшаве, Вильно и кое-где на территории России. Авторитет Б. Савинкова в среде противников Советской власти был еще достаточно высок и именно от него, как от профессионального террориста, могла, по мнению ГПУ, исходить основная угроза совершения террористических акций.

Поэтому можно было понять заинтересованность чекистов, в руки которых попал адъютант Савинкова, бывший царский офицер Л.Д. Шешеня, задержанный летом 1922 года советскими пограничниками при переходе государственной границы. Во время допроса в ГПУ Шешеня рассказал, что шел на встречу с находящимися в советском тылу савинковскими агентами, сообщил свое задание, выдал явки и согласился помочь чекистам в работе против Савинкова. Из числа задержанных агентов М.Д. Зекунов, так же как и Шешеня, раскаялся и предложил свои услуги по разоблачению савинковского подполья. ГПУ решило использовать сложившуюся ситуацию для проведения оперативной игры «Синдикат-2», целью которой было проникновение в заграничные антисоветские организации, выяснение и срыв их планов по подрыву советского общественного и государственного строя.

После тщательной подготовки ОГПУ направило Зекунова в Вильно к активному члену «Народного союза защиты родины и свободы» Ивану Фомичеву с письмом от Шешени, находившегося с ним в родственных отношениях. В своем письме, написанном под диктовку ОГПУ, Шешеня сообщал, будто он столкнулся с «Либерально-демократической группой», ведущей активную контрреволюционную работу в Москве. Расчет чекистов оправдался.

Деятели НСЗРС заинтересовались этой информацией. Они поверили не только потому, что чекисты творчески продумали «легенду» о существовании на советской стороне солидной контрреволюционной группы, но и потому, что савинковцам очень хотелось верить в существование подобной группы в самом сердце Советской России, опираясь на которую можно было бы вновь развернуть активную антисоветскую работу.

Причем это было необходимо не только или не столько для реанимации едва дышащей белоэмигрантской контрреволюционной машины, сколько для повышения своей значимости в глазах польской и французской разведок, а следовательно, и более серьезной материальной поддержки с их стороны.

Интерес был настолько велик, что Фомичев, не взирая на реальную опасность, выразил желание немедленно выехать в Советский Союз, чтобы лично установить связь с «московской группой». Естественно, о наличии контрреволюционной группы и намерении установить с ней связь был проинформирован Б. Савинков.

Именно в этот момент у сотрудников ОГПУ родился на первый взгляд абсолютно нереальный план: используя сложившуюся ситуацию, «вывести Савинкова на советскую территорию», чтобы здесь арестовать его и затем ликвидировать организации НСЗРС. Операция была поручена начальнику контрразведывательного отдела ОГПУ А.Х. Артузову и проходила под контролем Ф.Э. Дзержинского и В.Р. Менжинского.

Прежде всего необходимо было заставить Савинкова и его ближайшее окружение поверить в легенду о существовании в СССР антисоветской организации. Затем сформировать у Савинкова желание приехать в Советский Союз для непосредственного участия в ее деятельности. Это была весьма трудная задача, так как чекисты имели дело с профессионалом высшего класса, становление которого проходило в расцвет деятельности царской «охранки», уровень которой как спецслужбы был весьма высок.

После возвращения Зекунова ОГПУ решило направить его в очередную зарубежную поездку с опытным чекистом старшим оперативным уполномоченным КРО ОГПУ А.П. Федоровым, который должен был сыграть роль одного из «активных деятелей» «московской антисоветской организации».

Под именем А.П. Мухина Федоров несколько раз выезжал в Польшу, где встречался с деятелями варшавской и виленской группы НСЗРС И. Фомичевым, Д.В. Философовым, Е.С. Шевченко, М.П. Арцыбашевым и др. Он передал савинковцам доклад от Шешени и его фотографию в форме командира Красной Армии, подробно изложил планы несуществующей организации. Через савинковцев, которые поверили в существование «московской организации» и заинтересовали ей Савинкова, на чекиста вышли сотрудники польской разведки, которые, также получив «ценные сведения», снабдили его документами для возможной поездки во Францию.

Затем, при помощи чекистов, в Москве «нелегально» побывал Фомичев, который лично познакомился с руководящим звеном «Либерально-демократической группы» (эту роль исполнили сотрудники ОГПУ). Фомичев поверил в то, что увидел, и, возвратившись в Польшу, стал активно проводить работу по установлению связей НСЗРС с «московской организацией» и уговаривать Б. Савинкова возглавить ее.

Проанализировав доклад Фомичева, руководитель НСЗРС высказал заинтересованность встретиться в Париже с одним из руководителей «Либерально-демократической группы». В июле 1923 года Федоров-Мухин встретился с Савинковым. В числе других вопросов, представитель Москвы упомянул, что из-за разногласий по некоторым вопросам в «организации» назревает кризис, и дал понять, что эти разногласия может устранить только такой авторитет, как Савинков. Последний колебался.

Много позже, арестованная чекистами вместе с террористом № 1 Любовь Дикгоф-Деренталь раскроет в своем дневнике те чувства, которые испытывал Савинков, раздумывая о предложении посетить Москву: «Еще в 1923 году я отдал себе отчет в поражении не только «белых», но и «зеленых». Это отразилось на «Коне Вороном».

Но Андрей Павлович (Федоров-Мухин) и Фомичев приехали из Москвы. Они рассказывали о «новых» людях, которые ведут борьбу против коммунистов. Я знал, что монархисты побеждены, что кадеты побеждены, что социалисты-революционеры побеждены и что мы побеждены тоже. Но как я мог прекратить борьбу, зная, что в самой России, не за границей, а в России, русские люди, демократы, продолжают бороться и что они надеются на меня — на мою помощь и руководство?»

Для себя Савинков уже, по-видимому, решил ехать, но выработанная длительной подпольной работой осторожность побуждала его еще раз взвесить все обстоятельства. Руководитель НСЗРС решил провести независимую проверку реальности существования «московской организации» и поручил эту миссию полковнику С.Э. Павловскому, выехавшему в Москву без согласования с Федоровым-Мухиным. Павловский был хорошо известен чекистам, как главарь банд, терроризировавших местных жителей в Западном крае, лично зверски расправлявшийся с партийно-советскими работниками.

Поэтому, когда в сентябре 1923 года после ряда бандитских вылазок вблизи границы, тот прибыл в Москву и явился на квартиру к Шешене, ОГПУ приняло решение арестовать его. Это было единственно правильное решение, так как, находясь на свободе. Павловский, в силу своей агрессивности и непредсказуемости, представлял большую опасность для общества, а в силу высокой оперативной подготовки мог в любой момент раскрыть обман и сорвать оперативную игру.

После ареста, понимая степень ответственности за совершенные преступления и желая заслужить снисхождение при рассмотрении дела в суде, Павловский изъявил согласие оказать помощь ОГПУ и предал Бориса Савинкова. Под диктовку чекистов в письмах к са-винковским деятелям он подтвердил существование «московской организации»,ее жизнеспособность, а в личном письме к Савинкову высказал мнение о необходимости его приезда в Москву.

Это был решающий момент во всей операции — на основании информации Павловского Савинков принял окончательное решение о поездке в СССР. Опять-таки, гораздо позже, из дневника Савинкова, написанного во внутренней тюрьме ОГПУ, мы узнаем, о чем он думал, читая письмо Павловского и принимая решение, которое столь круто изменило его судьбу: «Я не то, что поверил Павловскому, я не верил, что его могут не расстрелять, что ему могут оставить жизнь. Вот в это я не верил. И в том, что его не расстреляли — гениальность ГПУ.

В сущности, Павловский мне мало внушал доверия. Помню обед с ним в начале 1923-го, с глазу на глаз, в маленьком кабаке в Париже. У меня было как бы предчувствие будущего. Я спросил его: «А могут ли быть такие обстоятельства, при которых Вы предадите лично меня?» Он опустил глаза и ответил: «Поживем — увидим». Но я не мог думать, что ему дадут возможность меня предать... Чекисты поступили правильно и повторяю, по-своему гениально. Их можно за это только уважать. Но Павловский?.. Ведь я с ним делился, как с братом, делился не богатством, а нищетой. Ведь он плакал у меня в кабинете... Вероятно, страх смерти... Очень жестокие люди иногда бывают трусливы. Но ведь не трусил же он сотни раз? Но если не страх смерти, то что?..» .

Итак, решение о посещении Москвы у Савинкова созрело, но он хотел предварительно встретиться с Павловским и через Фомичева пригласил его в Париж. Поскольку отпускать Павловского было рискованно, то было нсценировано его ранение и в Париж выехали Фомичев и Федоров-Мухин с письмом Павловского, написанным под диктовку чекистов.

15 августа 1924 года Савинков со своими ближайшими помощниками А.А. Дикгоф-Деренталем, его женой Любовью Ефимовной и Фомичевым при помощи «московской организации» нелегально перешел польскую границу, а на следующий день в Минске он был арестован ОГПУ.

Как писали в те дни советские газеты, этот арест был сокрушительным ударом по белой эмиграции, которая считала Савинкова идейным вождем. Но чекисты свое последнее слово в деле Савинкова не сказали.В тюрьме Савинкову была предоставлена объективная информация об обстановке в России. Он имел ряд бесед с руководством ОГПУ, в том числе и с Ф.Дзержинским.

По собственным словам, «много передумал в тюрьме... многому научился». В дневнике об этом говорят следующие строчки: «Для меня ясно, что я ошибался, что мы все ошибались. Ясно уже давно, с 1923 года. Одно из двух: либо умереть, не признаваясь в своей ошибке, и смертью своей снова звать на борьбу. А борьбу эту я считаю уже бесплодной, если не вредной... Или иметь мужество умереть, признавшись в своем заблуждении. В первом случае за границей заклеймят моих палачей.

Но еще тысячи русских людей погибнут зря, без пользы для России. Во втором случае заклеймят мою память... Чтобы понять, что мы совершенно побеждены, надо бороться так, как боролся я, пережить крушение последних надежд, как я его пережил в Минске, и быть здесь, в России. Пусть в тюрьме, но в России» .

Показания Савинкова на открытом судебном процессе, проходившем в Москве 27—29 августа 1924 года, произвели эффект разорвавшейся бомбы. В последнем слове он оценил свою многолетнюю деятельность, направленную против Советской власти, как ошибку и заблуждение. Но в отличие от Павловского Савинков никого не предал. Он называл фамилии только умерших бывших собратьев по оружию. Цель, поставленная чекистами в самом начале «игры», была достигнута.

Возможно, именно в эти дни Артур Христофорович Артузов, оценивая итоги работы, проделанной руководимым им отделом, писал: «Наш фронт незрим, прикрыт секретностью, дымкой таинственности. Но и на этом, скрытом от сотен глаз фронте бывают свои «звездные» минуты. А чаще всего геройство чекиста заключается не в единственном подвиге, а в будничной, напряженной, кропотливой работе, в той возвышенно-значительной борьбе, не знающей ни передышек, ни послаблений, в которой он отдает все, что имеет».

Артузов, как и тысячи чекистов, честно служащих своему делу, искренне считал, что деятельность органов безопасности всегда и во всем направлена во благо народу и что карающий меч революции в руках ВЧК—ОГПУ развернут исключительно против ее врагов, а россиянам, не причастным к контрреволюционным организациям, нечего бояться. Ведь чекисты в ходе своей «кропотливой» работы, «не знающей ни передышек, ни послаблений», сумеют отличить врага от честного гражданина.

Однако машина политического сыска, раскручиваемая руководством спецслужбы по указанию партии и правительства, уже набирала обороты, не разбирая, кто попадает под ее колеса: реальные «террористы, вредители, диверсанты» или лояльные советские граждане (в том числе и сотрудники госбезопасности), не имеющие никакого отношения к противоправной деятельности, но тем не менее привлекаемые к ответственности по сфальсифицированным материалам.

Всего через 12 лет, в мае 1937-го, находясь в камере Лефортовской тюрьмы, будучи арестованным по обвинению в шпионаже в пользу немецкой, французской, польской и английской разведок, Артузов собственной кровью писал «гражданину следователю»: «Я не шпион...» В этом же 1937 году Артур Христофорович был расстрелян. Но до этого события еще должно было пройти 12 лет.

ПОКУШЕНИЕ НА ФОН ПАПЕНА

Одной из спецопераций, проведенной советской разведкой в годы Великой Отечественной войны, было неудавшееся покушение на посла Германии в Турции--Франца фон Папена. Впрочем, несмотря на многочисленные свидетельства, официальные представители российской разведки до сих пор отрицают свою причастность к этой операции. Так, в 4-м томе «Очерков истории российской внешней разведки», вышедшем в 1999 году под редакцией директора СВР РФ В. И. Трубникова, в очерке «Венгерские мотивы на турецкой земле» говорится:

«В последнее время в некоторых публикациях получила распространение версия о причастности советской разведки к организации покушения на фон Папена, повторяющая утверждение турецких властей. В архиве СВР России документов, свидетельствующих в пользу этой версии, нет».

Вполне возможно, что в СВР документов действительно не сохранилось, так как эта операция проводилась сотрудниками 4-го управления НКВД и Разведупра РККА. Поэтому нам пришлось воспользоваться широким кругом открытых источников. Но прежде чем приступить к рассказу о покушении, необходимо сказать несколько слов о самом фон Папене.

Франц фон Папен начал свою политическую деятельность в марте 1930 года, когда вошел в состав нового немецкого правительства, возглавляемого лидером партии Центра Г. Брюнингом. Вершиной его политической карьеры стал 1932 год. Тогда, 30 мая кабинет Брю-нинга был отправлен в отставку, а фон Папену было поручено сформировать новое правительство.

Будучи до ноября 1932 года канцлером Германии, фон Папен очень много сделал для того, чтобы к власти в стране пришел Гитлер. В 1933 году, после прихода к власти фашистов, фон Папен был назначен вице-канцлером и имперским комиссаром Пруссии. На этих постах он оставался до 1934 года, пока Гитлер не почувствовал в нем конкурента и не назначил 30 июня 1934 года послом в Австрию. В Вене фон Папен пробыл до 1938 года, а в 1939 году был направлен послом Германии в Турцию.

Здесь надо отметить, что Турция, несмотря на официально провозглашенный нейтралитет, занимала откровенно прогерманскую позицию. Так, 18 июня 1941 года турецкое правительство заключило с Германией Пакт о дружбе и ненападении. Поэтому главной задачей фон Папена, которую поставил перед ним Гитлер, было склонить Турцию к войне против СССР на стороне Германии. С первых дней своего пребывания в Анкаре фон Папен развил бурную деятельность в этом направлении.Впрочем, все его усилия оказались безрезультатными.

Однако гораздо больше беспокоили Москву активность фон Папена в поисках путей для заключения сепаратного мира между Германией с одной стороны, и Англией и США — с другой, которую он стал проявлять после провала блицкрига и поражения вермахта под Москвой. Так, в начале 1942 года советской разведкой была получена информация о том, что близкий к фон Папену немецкий дипломат от имени оппозиционной группы «Германия без Гитлера, но с военным правительством» предложил англичанам следующие условия мира:

— Британская империя сохраняется в неприкосновенности.

— Германия выводит войска из Чехословакии и Польши, оставив в их районе коридор, соединяющий ее территорию с Данцигом, и в районе Катовиц.

— Государства Восточной Европы восстанавливаются в довоенных границах.

— Прибалтийские государства объявляются самостоятельными.

— На этих условиях достигается договоренность и с СССР.

Такие контакты фон Папена казались Москве тем более опасными, что союзники видели в нем нового руководителя Германии в случае, если бы заговор немецких военных против Гитлера, о существовании которого они имели достоверные сведения, увенчался успехом. Разумеется, допустить такое развитие событий Сталин не мог, так как в этом случае Советский Союз исключался бы из числа будущих ведущих мировых держав. В результате начальник 4-го (диверсионного) управления НКВД П. Судоплатов получил приказ ликвидировать фон Папена.

Разработка и организация покушения на фон Папена была возложена на заместителя начальника 4-го управления НКВД Эйтингона, прибывшего в Анкару под фамилией Наумов. А его ближайшими помощниками были резидент НКВД в Турции Лев Василевский и опытный нелегал ГРУ Иван Винаров, руководивший группой агентов-болгар, переброшенных в Турцию в сентябре — октябре 1941 года, которые и должны были осуществить убийство фон Папена.

24 февраля 1942 года болгарский боевик турецкого происхождения Омером Токата попытался совершить на фон Папена покушение. В 10 часов утра на главной улице Анкары — бульваре Ататюрка — он попытался приблизиться к направляющемуся в немецкое посольство фон Папену и бросить в него бомбу. Однако бомба, замаскированная под приемник «Телефункен», взорвалась раньше времени у него в руках. Этим взрывом сам Токата был убит, а еще несколько человек ранено. При этом сам фон Папен и его жена, находившиеся на другой стороне улицы, были лишь сбиты с ног взрывной волной и отделались легким испугом. Буквально через минуту после взрыва они поднялись на ноги и продолжили свой путь в германское посольство.

Практически сразу после взрыва правительство Турции выступило со следующим официальным сообщением:

«24 февраля 1942 года. В 10 часов утра на бульваре Ататюрка в Анкаре взорвалась бомба, разорвав на части одного человека, который в этот момент проходил в указанном месте, неся что-то завернутое в руках. Полагают, что этот завернутый предмет был бомбой, которая разорвалась. Германский посол Папен и его жена, которые шли с противоположной стороны, находились на расстоянии 17 метров от места, где разорвалась бомба. От удара взрывной волны они упали на землю, но затем поднялись невредимыми и достигли здания посольства. Начато расследование обстоятельств взрыва.

Министр внутренних дел и прокурор немедленно направились на место происшествия. Президент республики и глава правительства послали в германское посольство своих начальников кабинетов, а министр иностранных дел и генеральный секретарь министерства иностранных дел лично посетили фон Папена. Тот факт, что взрыв произошел поблизости от фон Папена, побуждает прокурора серьезно обратить внимание следствия на возможность того, что злонамеренный акт был направлен против немецкого посла».

Турецкие власти незамедлительно начали расследование обстоятельств неудавшегося покушения и вскоре выяснили, что за спиной террористов стояли советские спецслужбы. Турецкая полиция нашла на месте взрыва каблук от обуви Токата с клеймом гостиницы, где он провел последние дни. В результате был арестован руководитель Токата — некий студент Абдурахман, а затем его помощник парикмахер Сулейман. На допросе Абдурахман показал, что в октябре 1941 года посетил советское посольство в Анкаре. Там он имел встречу со старшим помощником военного атташе майором авиации Новиковым, которому предложил купить документы о подготовке покушения на Сталина. Однако Новиков слушать его не стал и выгнал вон.

Но вскоре Абдурахман изменил свои показания и стал утверждать, что после отказа Новикова купить документы он вместе с Токатой отправился в Стамбул, где был завербован сотрудниками советского генерального консульства и торгпредства Корниловым и Павловым, которые являлись главными организаторами неудавшегося покушения.

Турки немедленно предъявили советскому посольству ультиматум о выдаче Павлова и Корнилова для суда над ними. Первоначально советские официальные представители отклонили это требование, однако после четырехдневной осады посольства были вынуждены согласиться. Турецкие власти с необычайной поспешностью провели расследование и уже через пять недель предали Павлова, Корнилова, Абдурахмана и Сулеймана суду по обвинению в покушении на германского посла.

На суде, который проходил с 1 по 30 апреля 1942 года, Павлов и Корнилов категорически отрицали свою вину, в то время как Абдурахман и Сулейман ее подтверждали. В результате суд признал обвиняемых виновными в совершении преступления и приговорил Павлова и Корнилова к 20 годам тюремного заключения, а Абдурахмана и Сулеймана к 10 годам заключения каждого.

А через несколько дней после вынесения приговора турецкая полиция получила новую информацию о неудавшемся покушении. Дело в том, что 3 мая 1942 года сотрудник резидентуры ГРУ в Анкаре Исмаил Ахмедов попросил у турецких властей политического убежища. Пытаясь заслужить признательность турок, он рассказал им все, что знал о работе резиденту?

ГРУ и ИНО НКВД в Анкаре и Стамбуле, выдал двух нелегалов, с которыми работал в Турции, и дал подробные показания о «деле Папена». Ахмедов назвал имена основных организаторов покушения и причину, по которой оно не удалось. По его словам, уровень подготовки Токата был крайне низок. Он слишком рано снял предохранитель мины, в результате чего взорвался сам. Кроме того, Ахмедов раскрыл настоящее имя одного из осужденных по «делу Папена» советских дипломатов — Георгия Мордвинова — «Павлова», о котором следует рассказать более подробно.

Георгий Иванович Мордвинов родился 23 апреля (5 мая) 1896 года в деревне Бурнашово Верхне-Удинского уезда Тарбагатайской волости в Бурятии в семье крестьянина-батрака. В годы Первой мировой войны он воевал на Юго-западном фронте в команде конных разведчиков 75-го Сибирского стрелкового полка.

После Октябрьской революции он вступил добровольцем в Красную Армию, а в 1918 году был направлен на работу в Забайкальскую ЧК. С 1924 по 1929 год он находился на командных должностях в пограничных войсках и органах ОГПУ, а в 1930 году по линии разведки был командирован сначала в Монголию, а потом в Китай. В 1937 году, в разгар репрессий Мордвинов был уволен из НКВД по приказу Ежова и до 1940 года работал в исполкоме Коминтерна. После начала Великой Отечественной войны Мордвинова возвращают в НКВД и назначают начальником отделения 4-го управления. А в октябре 1941 года его направляют в Турцию для подготовки покушения на фон Палена.

После неудавшегося покушения на фон Папена карьера Эйтингона висела на волоске. Сталин и Берия были в ярости, и Судоплатову с трудом удалось отстоять своего заместителя. Разумеется, в такой обстановке не приходилось и думать об освобождении осужденных Павлова и Корнилова.

Но спустя два года, в связи с изменившейся ситуацией на фронтах Второй мировой войны, турецкие власти пересмотрели свое отношение к делу о взрыве на бульваре Ататюрка. Президент Турции Исмет Иненю своим указом амнистировал Павлова и Корнилова, а также 100 захваченных турецкими спецслужбами советских агентов,-работавших на ГРУ, НКВД, фронтовые и армейские разведорганы. В августе 1944 года Павлов и Корнилов были освобождены из анкарской тюрьмы и возвратились в Москву.

САС--АНГЛИЙСКИЙ СПЕЦНАЗ

«Побеждает отважный»: слова эти — девиз соединения, справедливо считающегося одним из лучших на Западе. Речь идет о САС — специальной авиадесантной службе Великобритании. Но прежде чем рассказать о людях, которые с гордостью носят береты типа «бельгийка» с кокардой, «серебряный кинжал на фоне крыльев самолета», сделаем краткий экскурс в историю.

Своим появлением САС во многом обязана премьер-министру Уинстону Черчиллю, который еще в 1940 году потребовал незамедлительно создать подразделения парашютистов — «леопардов» — общей численностью в 20 тысяч человек. По стечению обстоятельств, в это время в Лондоне находился французский генерал Шарль де Голль, приступивший к формированию «роты воздушной пехоты» под командованием капитана Бёрже.

Совместная подготовка английских и французских коммандос проходила в парашютной школе в Рингвее и учебном центре под кодовым названием «17-я станция». Преподавательский состав этих первоклассных учебных заведений состоял из асов различного профиля — криминалистов, психологов, мастеров джиу-джитсу и снайперской стрельбы, специалистов в области военных наук. Базовый принцип подготовки формулировался достаточно четко — «Обучающийся должен знать все». Конечно, применительно к своей профессии. И прежде всего стать хорошим стрелком и спортсменом.

Средств и времени на это не жалели, поэтому-то солдаты ежедневно расходовали огромное количество боеприпасов и занимались приемами нападения и самообороны до седьмого пота. Всего же в годы второй мировой войны школы выпустили 60 тысяч коммандос. Основой успеха их будущей деятельности считались две составляющие: точное выполнение боевого приказа и личная инициатива. И для воспитания этих взаимосвязанных качеств в учебных центрах практиковали хорошо зарекомендовавшую себя систему последовательных учений.

После очередной учебной по форме и боевой по содержанию операции командование сообщало время и место следующей, скупо выделяя 15-20 часов на сто- или сто пятидесятикилометровый марш в новый район. А уж далее каждому солдату предоставлялась полная свобода действий. Он знал лишь конечную цель, средства достижения которой избирал самостоятельно, в соответствии с быстро меняющейся обстановкой. Бывало, коммандос приходилось покрывать до ста километров в сутки с полной выкладкой, чтобы с ходу вступить в бой.

Нередко занятия длились по восемнадцать часов кряду, без привалов и перекуров. И на все это время о солдатах как бы «забывали», снимая их с любых видов довольствия: хочешь не хочешь, а рассчитывай только на то, что имеешь при себе. И не уповай на то, что о тебе командир позаботится. Классика: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Но именно так вчерашние новобранцы становились профессионалами, которым сам черт был не страшен.

Позднее этот опыт переняли в учебном центре английских коммандос в районе Джохо (Малайзия). Характерно, что в ходе всей пятинедельной подготовки воинские звания, даже офицерские, в расчет не брались и ни в грош не ставились: командовал группой тот, кто предлагал наилучшее решение боевой задачи. Он и вел за собой остальных, вместе с ответственностью взваливая на плечи обычный багаж тягот и лишений. А их хватало. К примеру, отправляясь в пятидневное патрулирование, диверсант брал примерно 40 килограммов груза.

Первый полк САС в 1914 году сформировал подполковник Дэвид Стерлинг, имея главной целью проведение актов саботажа и разведывательных операций в тылу врага. Сегодня силы САС составляют три полка (1500 человек) с самыми широкими боевыми возможностями. В зависимости от планируемых акций видоизменяются и методы их действий. Так, для обеспечения внутренней безопасности в стране применимы карательные операции и рейды по изоляции повстанцев и террористов, выслеживанию и пленению их руководителей.

Солдаты САС прекрасно подготовлены и к выполнению задач по освобождению заложников, вербовке агентуры, созданию подполья, развертыванию партизанского движения на территории противника, ведению психологической войны. Срок службы — три года, но в случае необходимости он может быть продлен. Средний возраст кандидатов — 27 лет. Все они приходят из армии, причем каждый третий — бывший парашютист. Солдату дано право самому выбрать личное оружие в «пределах разумного», и, как правило, предпочтение отдается короткоствольным автоматам и высокоскорострельным пистолетам.

Конкурсные испытания новобранцев проходят в пять этапов. В ходе первого (10 дней) проверяются физические данные, кроссовая подготовка в полевой форме (2,4 км за 12 мин), знание топографии и умение ориентироваться на незнакомой местности. На втором этапе (10 дней) —экзамены на выносливость при совершении марш-бросков в трудных условиях и с ежедневным увеличением нагрузок. Занятия начинаются в четыре утра и завершаются дотошным разбором около полуночи. Венчает курс марш-бросок по пересеченной местности на 64 км за 20 часов с полной выкладкой.

Третий этап (98 дней) выявляет подготовленность кандидатов в вопросах тактики, разведки, огневой выучки и топографии. Четвертый этап (40 дней) посвящен парашютно-десантной подготовке, главный упор в которой делается на прыжки с малых высот. И, наконец, на пятом этапе (21 день) оценивается способность к выживанию и четким действиям в экстремальных условиях (рейды в глубокий тыл противника, преследование, организация побегов из плена и т.д.).

Надо ли говорить, что лишь лучшие из лучших благополучно добираются до заветного финиша. Обычно четверым из пяти кандидатов приходится расстаться с мечтой о службе в САС. Счастливчиков же ждет еще 205 дней интенсивного обучения на базе 22-го полка САС. Причем время это распределяется следующим образом. Первые 42 дня — огневая подготовка с весьма жесткими нормативами.

Например, надо, ворвавшись в комнату, тринадцать раз выстрелить в 6 манекенов, всадив каждому из них как минимум по две пули в грудь. Случается, манекены упорно «отстреливаются» или же их «поддерживают» огнем лазерные установки, имитирующие выстрелы. Да и появляются они внезапно — в окнах, дверных проемах, на лестничных маршах, на балконах. Подобные тренажеры эффективно шлифуют реакцию и точность поражения противника на слух или по вспышке выстрела из любого положения.

Этой же цели служат специальные полигоны, где созданы все условия для отработки самых неожиданных вводных, допустим, таких: на солдата с огромной скоростью мчится легковая автомашина. Расстояние сокращается катастрофически быстро, и лишь меткий выстрел по передним скатам или радиатору способен изменить направление ее движения.

Другой вариант: словно из-под земли появляется автомобиль, из окон которого «террористы» поливают солдата огнем из автоматического оружия. Вот уж где действительно вырабатываются выдержка, быстрота реакции и профессиональная сообразительность на выбор наиболее приемлемых естественных укрытий и использование их для отражения нападения. В ходу и стрельба друг в друга восковыми пулями, дабы солдаты умели столь же отлично стрелять, сколь и защищаться.

Следующие 21 день целиком посвящены технике выживания в любое время года и суток. Затем обучающиеся три месяца занимаются радиосвязью и без малого месяц —разведкой, минно-взрывным делом, топографией, каратэ, альпинизмом и основами медицинской помощи. И завершает курс 28-дневная парашютная подготовка (40 прыжков днем и ночью с грузом в 50 кг). Отмечу, что именно методика обучения САС на базе 22-го полка будет взята за основу подготовки американской группы «Дельта», специализирующейся на борьбе с терроризмом.

Надо учесть и такой факт, что в годы войны во Вьетнаме немало солдат САС были откомандированы в США, в центр подготовки «зеленых беретов» — Форт-02 Брагг. И поделиться им опытом подготовки с американцами был резон. Вот как, к примеру, они закаляют психику по методу Опладена, опробованному еще в годы второй мировой войны.

Вспоминает один из коммандос: «Нас, восемь-десять человек, выводят на открытую местность, приказывают лечь на землю — головой к центру воображаемого круга диаметром четыре метра. Все в касках. В центре устанавливается ручная граната, из которой выдергивается чека. Мы считаем секунды: взрыв, осколки летят над нами».

Специалисты САС тоже не гнушаются чужим опытом и активно берут на вооружение эффективные методы обучения. Так, понравился им тест на психическую закалку из арсенала террористической организации Турции «Серые волки»: кандидат в эту организацию должен лечь на рельсы перед идущим железнодорожным составом и вскочить по команде инструктора за 10 метров от поезда.

Главное — не оплошать кандидату и не зазеваться инструктору. Англичанам понравился этот тест, но они его усовершенствовали, чтобы не подвергать жизнь солдата смертельной опасности: кандидату в САС на голову надевают мешок из черной материи и кладут на рельсы до команды инструктора встать, а грохот надвигающегося состава имитирует стереоаппаратура. Хотя прошло уже 50 лет после появления в Англии собственных коммандос, по-прежнему ставка делается на выработку у них силы, ловкости, выносливости, настойчивости, самостоятельности. Схема действий нынешних специалистов САС:

1) вывод или заброска в тыл противника;

2) выход в заданный район разведки или диверсии;

3) ведение разведки (уничтожение, разрушение или вывод объекта из строя);

4) передача информации в центр.

Подразделения могут действовать в тылу противника в течение трех недель и ежесуточно проходить пешком до 60 км, действуя в форме противника или в гражданском платье.

Высокий уровень боевой подготовки диверсанты подтвердили в Ираке, действуя в составе межнациональных сил ООН.

Как же выглядит САС в полном виде? Кроме 22-го полка в структуру САС входят: 21-й и 23-й полки, численностью свыше тысячи человек каждый. Полки находятся в резерве, в состоянии высокой степени боевой готовности. Во время одного из учений солдаты и офицеры 23-го полка САС через 17 часов после поступления сигнала «Тревога» начали выполнять боевую задачу.

Из состава любого полка может быть создано от 48 до 72 групп по 10-12 человек или 100-150 групп по 5 человек. В составе группы — командир, заместитель-переводчик, радиотелеграфист, разведчик, подрывник. Глубина заброски в тыл противника — 150-300 км, время действия — 3 недели.

Центры подготовки — Синнибридж, Торридон, Кирк Мичел и другие.

Специалисты САС по борьбе с терроризмом предпочитают действовать в гражданской одежде. В учебном центре Понтрилас находятся сооружения для отработки штурма здания, списанные самолеты, служащие моделями для проведения операций по их захвату. САС имеет планы всех аэропортов Англии, солдатами отработаны действия по захвату любого типа самолета. Например, они могут проникнуть в пилотскую кабину с земли без лестницы за три секунды. Что касается их «крестного отца» — полковника Стерлинга, то он, уйдя в отставку, не изменил своей профессии.

В конце 60-х годов он организовал секретную фирму из числа своих сослуживцев под названием «Уочгард», которая взялась выполнять следующие услуги: военные исследования и консультации; обучение телохранителей глав иностранных государств и членов правительства; обучение специальных подразделений иностранных государств для ведения борьбы с мятежниками.

Например, в 1967 году полковник предлагал свои услуги правительству Саудовской Аравии — направить своих инструкторов и подготовить спецподразделение в 151 человек. Пройдет еще несколько лет, и группа офицеров САС создаст компанию под названием «Контрол риске».

Кроме оказания специфических услуг, эта компания ежегодно выпускает «Путеводитель безопасности» для различных стран и городов мира. Например, первая степень риска именуется термином «Все спокойно», третья степень риска — «Будьте бдительны», а четвертая — «Опасно». Своей службой в САС гордится еще один полковник, правда, из США. Его зовут Чарльз Бекуит, о его существовании мир узнал в начале 1980 года, в период победы исламской революции в Иране.

Дело в том, что в 1962-1963 годах американец Бекуит проходил службу в английской САС. Именно тогда у него появилось желание создать в США нечто подобное. Его идея осуществилась через 25 лет в создании подразделения по борьбе с терроризмом — «Дельта». Программа подготовки «Дельты» было скопирована у английской САС, которой и сегодня удается сохранять высокий уровень подготовки своих коммандос, а также хранить верность традициям воинского братства, берущего свое начало со второй мировой войны.

ОХОТА НА ГИТЛЕРА

Как известно, в годы Великой Отечественной войны советская разведка провела большое число операций по ликвидации генералов и старших офицеров вермахта, а также высших партийных и гражданских чиновников фашистской Германии. Но все же главным объектом советских спецслужб был канцлер Германии Адольф Гитлер.

Идея организовать акцию, направленную на физическое уничтожение Гитлера, возникла осенью 1941 года, когда немецко-фашистские войска рвались к Москве. Советское руководство не исключало возможность захвата противником столицы, в связи с чем Управлению НКВД по Москве и 2-му (диверсионному) отделу НКВД было поручено создать московское подполье и заминировать главные административные и хозяйственные объекты города. Выполняя приказ, начальник 2-го отдела Судоплатов поставил перед будущими подпольщиками задачу: в случае взятия Москвы и прибытия Гитлера в город попытаться организовать на него покушение, например, во время предполагаемого парада на Красной площади. Опыт проведения подобных операций у советской разведки был.

Так, 21 сентября 1941 года в Киеве была взорвана заранее заминированная смотровая площадка «Вид» Верхней лавры, в результате чего было уничтожено большое число немецких штабных офицеров. А 3 ноября спецгруппа НКВД под командованием капитана Лутина взорвала радиофугас, заложенный в киевском Успенском соборе, и чуть было не уничтожила гауляйтера Украины Эриха Коха и верного союзника Гитлера президента Словакии епископа Иозефа Тисо.

Но, как известно, фашисты были отброшены от Москвы и больше о парадах на Красной площади не помышляли. А вот во 2-м отделе, в 1942 году преобразованном в 4-е (разведывательно-диверсионное) управление НКВД, замысел уничтожить Гитлера не оставили.

Внимательно отслеживая перемещения фюрера, в 4-м управлении установили, что со второй половины июля по октябрь 1942 года Гитлер находился в своей полевой ставке «Вервольф» («Оборотень»), оборудованной под Винницей. Оттуда он руководил боевыми действиями, периодически вылетая в Берлин или в свою баварскую резиденцию «Бертгоф». Получив эту информацию, в Москве решили начать подготовку операции по уничтожению Гитлера во время очередного посещения им полевой ставки.

Так как действующие в районе Винницы партизанские отряды были малочисленны и недостаточно вооружены, было решено привлечь для выполнения операции специальный диверсионный отряд «Победители» под командованием Д. Медведева, с июня 1942 года действовавший под Ровно. Осенью 1943 года партизаны Медведева захватили документы, Среди которых находился подробный план полевой ставки фюрера. Но операцию пришлось отменить, так как в 1943 году Гитлер посетил «Вервольф» лишь один раз в октябре, да и то ненадолго.

Впрочем, главные события разворачивались не под Винницей, а в самой Германии. Именно там, по замыслу Судоплатова и его заместителя Эйтингона, следовало нанести фюреру смертельный удар. Разумеется, для этого было необходимо направить в рейх человека, который смог бы, не вызывая подозрений у гестапо, организовать покушение на Гитлера. И такой человек нашелся. Звали его Игорь Миклашевский.

Игорь Львович Миклашевский родился в 1918 году и был сыном известной артистки камерного театра Августы Миклашевской.

У мужа Августы Миклашевской, танцора Льва Лащилина, была сестра Инна, вышедшая замуж за довольно известного артиста Всеволода Блюменталь-Тамарина. Будучи личностью неординарной, Блюменталь-Тамарин ни в одном театре долго не уживался, блестяще играл с небольшой собственной труппой трагические роли и пользовался, репутацией неуравновешенного человека, склонного к «загулам».

Осенью 1941 года, когда немцы подошли к Москве, он остался на своей даче в Новом Иерусалиме, а затем при невыясненных обстоятельствах перешел на их сторону. Вскоре немцы начали использовать его в пропагандистских операциях против Красной Армии — выступая по радио и на специальных радиоустановках, размещенных на переднем крае, Блюменталь-Тамарин призывал красноармейцев сдаваться в плен. Позднее он был переведен в Берлин, где продолжал выступать по радио, а потом стал одним из руководителей так называемого «Русского комитета», занимавшегося вербовкой среди советских военнопленных солдат для немецкого «Восточного легиона».

Начальник 4-го управления Судоплатов решил использовать предательство Блюменталь-Тамарина для внедрения в Германию своего агента и направить к нему с этой целью его племянника Игоря Миклашевского. Следует отметить, что это решение было вполне обоснованным. Встреча дяди с племянником должна была обеспечить Миклашевскому хорошее прикрытие. Кроме того, до войны Миклашевский был боксером, чемпионом Ленинградского военного округа, а значит, обладал необходимой физической подготовкой.

Зимой 1941 года красноармейца Миклашевского, служившего в войсках ПВО Ленинградского фронта, неожиданно вызвали в штаб. Там майор НКВД долго расспрашивал его о службе, семье, а затем предложил выполнить ответственное задание в тылу противника. После недолгого раздумья Миклашевский ответил согласием. Его немедленно отправили в Москву, где он начал готовиться к заброске в Германию.

В начале 1942 года Миклашевский во время ночного боя перешел на сторону немцев и заявил, что давно искал случая сдаться в плен. Разумеется, на слово ему не поверили. Последовали многочисленные проверки в контрразведке, во время которых к нему подсаживали провокаторов, а один раз даже инсценировали расстрел. Но Миклашевский выдержал испытание — ему стали доверять, а весной 1942 года освободили из концлагеря и зачислили в «Восточный легион». Не остался в стороне и Блюменталь-Тамарин. Узнав о том, что его племянник перешел на сторону немцев, он добился встречи с ним, а потом забрал к себе в Берлин.

В Берлине Миклашевский вступил в «Русский комитет», но политикой занимался мало— гораздо больше его интересовал бокс. Однажды, во время одного из боев на него обратил внимание знаменитый Макс Шмелинг— чемпион мира и гордость нацистского спорта, лично знакомый с лидерами фашистской Германии. Он подарил Миклашевскому свою фотографию с автографом, которая, учитывая популярность немецкого боксера в Германии, стала для советского разведчика своего рода визитной карточкой.

Оказавшись в Берлине, Миклашевский дал знать в, Москву, что готов приступить к выполнению задания. Вскоре к нему из Югославии прибыла группа в составе трех опытных разведчиков, бывших офицеров белой армии, обладавших навыками подпольной и диверсионной деятельности. Именно они под руководством Миклашевского и должны были, по замыслу Судоплатова, начать подготовку покушения на фюрера. А для того чтобы получить возможность проникнуть в ближайшее окружение Гитлера, Миклашевский установил контакт со знаменитой немецкой актрисой Ольгой Чеховой, человеком яркой и необычной судьбы.

Родилась Ольга Чехова в 1896 году в семье инженера-железнодорожника Консташина Книппера. Будучи натурой одаренной, она сначала попробовала свои силы в скульптуре, но затем обратилась к театру. В 1916 году он вышла замуж за известного русского актера Михаила Чехова. Брак этот, правда, был непродолжительным, и в 1921 году супруги развелись. Большую роль в жизни актрисы сыграла и ее тетка — знаменитая Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, одна из основательниц МХАТа, жена великого русского писателя Антона Чехова.

В 1922 году Ольга Чехова выехала в Германию, где обилась ошеломляющего успеха. В справке, составленной в ноябре 1945 года начальником 4-го отдела СМЕРШ генерал-майором Утехиным, по этому поводу говорится:

«В 1922 году Чехова Ольга с целью получения образования в области кинематографии выехала за границу и о последнего времени проживала в Германии в Берлине, Гросс-Глинике в собственном доме. Проживая за границей, получила известность как киноактриса и снималась в кинофильмах в Германии, Франции, Австрии, Чехословакии, на Балканах и в Голливуде (США). Одновременно с этим со дня капитуляции Германии играла в частных театрах Берлина. В 1936 году получила звание государственной актрисы Германии».

В июне 1945 года Ольга Чехова была доставлена в Москву, где некоторое время жила на конспиративной квартире СМЕРШ. Там ее подробно расспрашивали о связях с руководителями фашистской Германии. В своих объяснениях Чехова подтвердила, что действительно неоднократно бывала на приемах в министерстве пропаганды, где встречалась с Гитлером, Герингом, Геббельсом, Риббентропом и другими нацистскими лидерами. Но эти встречи носили только официальный характер.

Так как у СМЕРШ не было никаких компрометирующих Чехову материалов, то ее по указанию Берия отпустили назад, в Германию. Осенью 1945 года в ряде западных газет появились сообщения о том, что Чехова была «русской шпионкой, которая овладела Гитлером», и что в Москве ее принимал Сталин и наградил орденом Ленина. Однако подобные публикации вскоре прекратились, и до самой смерти знаменитой актрисы в 1980 году никто не обвинял ее в контактах с советской разведкой.

Но на самом деле «королева нацистского рейха», как называли Чехову в Германии, и близкая подруга любовницы Гитлера Евы Браун действительно сотрудничала с советской разведкой. Бывший начальник 4-го управления Судоплатов в своих мемуарах пишет по этому поводу следующее:

«Известная актриса Ольга Чехова, бывшая жена племянника знаменитого писателя, была... через родню Закавказье связана с Берия. Она поддерживала регулярные контакты с НКВД. У нас существовал план убийств Гитлера, в соответствии с которым Радзивилл и Ольга Чехова должна были обеспечить нашим людям доступ к Гитлеру».

Первый раз Миклашевский попытался установить контакт с Ольгой Чеховой, поджидая ее с огромным букетом роз у входа в театр. Но поговорить им не удается, и Миклашевский просит своего дядю Блюменталь-Тамарина взять его с собой на один из приемов, где будет Ольга Чехова, чтобы высказать ей свое восхищение. В результате в середине 1942 года связь с Ольгой Чеховой была установлена.

Однако возможности Ольги Чеховой в предстоящее операции были весьма ограниченны, и Миклашевским был вынужден послать в Москву сообщение о том, что использовать ее для организации покушения на Гитлера не представляется возможным. Правда, в другом до несении он сообщал, что у него есть возможность организовать покушение на Геринга, однако такая перспектива Москву не особенно интересовала. А в 1943 году Миклашевский получил неожиданный приказ из Центра — разработку операции по ликвидации Гитлера прекратить.

Разумеется, отменить такую операцию ни руководство разведки, ни даже Берия самостоятельно не могли. Приказ об этом последовал лично от Сталина, которому регулярно докладывали о ходе подготовки операции. Что же касается причин, из-за которых операция по убийству Гитлера была отменена, то начальник 4-го управления Судоплатов пишет в своих мемуарах следующее:

«В 1943 году Сталин отказался от своего первоначального плана покушения на Гитлера, потому что боялся: как только Гитлер будет устранен, нацистские круги и военные попытаются заключить сепаратный мир с союзниками без участия Советского Союза.

Подобные страхи не были безосновательными. Мы располагали информацией о том, что летом 1942 года представитель Ватикана в Анкаре по инициативе папы Пия XII беседовал с немецким послом Францем фон Папеном, побуждая его использовать свое влияние для подписания сепаратного мира между Великобританией, Соединенными Штатами и Германией.

Помимо этого сообщения от нашего резидента в Анкаре, советская резидентура в Риме сообщала о встрече папы с Майроном Тейлором, посланником Рузвельта в Ватикане, для обсуждения беседы кардинала Ронкалли (позднее он стал папой Иоанном XXIII) с фон Папеном. Подобное сепаратное соглашение ограничило бы и наше влияние в Европе, исключив Советский Союз из будущего европейского альянса. Никто из кремлевских руководителей не хотел, чтобы подобный договор был заключен».

Получив указание Сталина, Судоплатов, как уже говорилось, приказал прекратить разработку операции, хотя к тому времени Миклашевскому удалось наметить план ликвидации Гитлера в одном из берлинских театров. В 1944 году Судоплатов и нарком НКГБ Меркулов вновь подняли перед Сталиным вопрос об убийстве Гитлера, но и на этот раз получили указание, что этого делать не надо. В результате покушение на Гитлера так и не состоялось, хотя, по утверждению Судоплатова, разрабатываемая Миклашевским операция имела все шансы на успех.

Что же касается Миклашевского, то он в конце 1944 года после ликвидации своего дяди Блюменталь-Тамарина бежал во Францию, где присоединился к бойцам Сопротивления. Вместе с ними он устраивал диверсии на военных объектах фашистов, во время операции по взрыву подземного завода был тяжело ранен. В конце 1945 года Миклашевский вернулся в Москву, был награжден орденом Красного Знамени и продолжил свою спортивную карьеру.

УБИЙСТВО КУБЕ

Одной из спецопераций, проведенной, советской разведкой в годы Великой Отечественной войны и получившей позднее широкую известность, стала ликвидация гауляйтера Белоруссии Вильгельма фон Кубе. Но прежде чем приступить к рассказу о ней, необходимо сказать несколько слов о самом Кубе.

Вильгельм фон Кубе родился в 1887 году, изучая историю и общественные науки, был профессиональным журналистом. В 1919 году он вступил в крайне правую Немецкую национальную народную партию в Берлине, а также создал и возглавил молодежную организацию партии «Молодежь Бисмарка». По своему характеру фон Кубе был человеком довольно склочным и неуживчивым. В 1923 году его со скандалом выставили из партии и он перешел в еще более правую Немецкую фелькишескую (народническую) партию свободы, от которой в 1924 году прошел в рейхстаг.

В 1928 году, в условиях кризиса фелькишеского движения и подъема НСДАП, Кубе вместе с большинством лидеров и депутатов фелькишеской партии перешел к Гитлеру. С 1928 по 1933 год он являлся депутатом прусского ландтага и председателем нацистской фракции в ландтаге. В это время Кубе также был одним из руководителей правого крыла партии и критиковал Гитлера за сотрудничество с коммунистами.

Одновременно он являлся гауляйтером провинции Остмарк, а после прихода нацистов к власти — обер-президентом провинции Бранденбург и Позен — Западная Пруссия и одновременно гауляйтером Курмарка. Но в 1936 году карьера Кубе едва не прервалась. Он был разоблачен как анонимщик, обвинивший тестя Мартина Бормана в том, что он женат на еврейке. Впрочем, ему удалось выкрутиться, и 17 июля 1941 года его назначили генеральным комиссаром генерального округа «Белоруссия».

Здесь стоит отметить, что в нашей литературе довольно сильно преувеличивают ранг Кубе в иерархии немецких оккупационных властей. Дело в том, что генеральный округ «Белоруссия» был одним из 10 генеральных округов (был еще и 1-й отдельный округ). Непосредственно над Кубе находился рейхскомиссариат «Остланд» во главе с рейхскомиссаром Г. Лозе, а над самим Лозе —Министерство по делам оккупированных территорий на Востоке во главе с министром А. Розенбергом и его заместителем и постоянным представителем министра на оккупированной территории А. Мейером. Следует заметить, что, например, возглавлявший немецкую оккупационную администрацию на Украине Эрих Кох занимал должность рейхскомиссара рейхскомиссариата «Украина», находясь, таким образом, на ступеньку выше Кубе.

Став гауляйтером Белоруссии, Кубе с первых дней своего правления начал проводить на ее земле политику уничтожения «неполноценных» славянских и иных народов. Уже через год после начала оккупации в рапорте рейхскомиссару восточных территорий Лоозе от 31 июля 1942 года он писал:

«В исключительно деловом сотрудничестве с бригаденфюрером СС Ценнером и особенно руководителем СД оберштурмбанфюрером СС Штраухом в последние 10 недель мы ликвидировали в Белоруссии 55 000 евреев. В Минской области еврейство полностью истреблено, без нанесения какого-либо ущерба рабочей силе. В преимущественно польском Лидском округе уничтожено 16 000 евреев, в Слониме 8000 евреев и т. д.».

Подобная деятельность Кубе вызвала негодование всего населения Белоруссии, и кровавый гауляйтер был приговорен к смерти. Однако долгое время привести приговор в исполнение не удавалось. Так, летом 1943 года группа разведчиков из спецотряда НКВД С. Ваупшасова устроила засаду на южной окраине Минска на шоссе Минск — Лошица, в районе которого была загородная резиденция Кубе. Несколько дней просидели разведчики в засаде, однако машина гауляйтера так и не появилась.

В конце августа 1943 года Ваупшасов, получив сведения о том, что на 6 сентября в Минске назначен большой банкет по поводу 10-летия прихода Гитлера к власти, вновь направил в город группу диверсантов. В этот раз подпольщица Волчек заложила мину в здании офицерской столовой, где работала официанткой. В результате взрыва погибло, по одним данным, 22, по другим — 36 высокопоставленных фашистских чиновников.

Вскоре взлетела на воздух и столовая в университетском городке Минска, оборудованная для обслуживания офицеров-эсэсовцев. Здесь также ожидалось прибытие Кубе, однако он не приехал. От взрыва погибло 30 и было ранено 50 гитлеровцев. Спустя некоторое время одному из подпольщиков удалось попасть на прием к Кубе, однако его поведение вызвало подозрение охраны. Возникла перестрелка, во время которой подпольщик погиб.

Однако несмотря на многократные попытки сотрудников НКВД организовать убийство Кубе, его ликвидировали военные разведчики из ГРУ. Это были бойцы спецотряда ГРУ «Дима», который возглавлял Давид Ильич Кеймах. Заместителем командира отряда был Герой Советского Союза майор Николай Петрович Федоров, непосредственно руководивший вместе с комиссаром отряда Харитоном Александровичем Хатаговым группой, осуществившей операцию.

Исполнителями акции были Мария Борисовна Осипова и Елена Григорьевна Мазаник. Осипова — мать двоих детей, перед войной была членом Верховного суда Белоруссии. Мазаник была замужем за работником НКВД и работала официанткой в столовой ЦК КП(б) Белоруссии. В начале войны муж Мазаник эвакуировался вместе с другими работниками НКВД, но ей самой не удалось выехать из Белоруссии, и она осталась в Минске. Сначала она работала на кухне офицерского казино при генеральном комиссариате, а затем при помощи адъютанта Кубе — Вильденштейна, чью квартиру она убирала, так сказать, по совместительству, попала на работу горничной в трехэтажный особняк самого Кубе.

Особняк гауляйтера располагался в саду. Первый этаж был отведен под кухню, прачечную и хозяйственные службы. На втором находились спальня Кубе, столовая, ванная и три детских комнаты. На третьем этаже — кабинет Кубе, комната его жены Аниты, гостиная, две комнаты адъютанта и две комнаты для гостей.

Мазаник непосредственно убирала третий этаж. Перед приемом на работу она дала присягу на верность рейху и фюреру, а также обязалась сообщать немецким властям о любых проявлениях антигерманских настроений и не разглашать того, что узнает по службе. В особняке Кубе ее звали «Гросс Галина» («Большая Галина»), так как была и другая девушка из прислуги, которую звали «Кляйн Галина» («Маленькая Галина»).

Необходимо отметить, что Осипова к этому времени уже активно сотрудничала с минскими подпольщиками и партизанами и проходила в спецгруппе «Дима» под псевдонимом «Черная». И именно ей удалось убедить Мазаник, до этого отвергавшую все попытки установить с ней контакт, в том, что она имеет дело с настоящими советскими партизанами, а не с немецкими провокаторами. 27—29 августа 1943 года Осипова организовала посещение сестрой Мазаник Валентиной Шуцкой базы спецотряда «Дима», после чего все сомнения были рассеяны.

Было решено, что Кубе уничтожат с помощью мины. Сначала хотели использовать две мины, но потом остановились на одной, так как специалист из отряда разъяснил, что синхронных взрывов практически не бывает: у мин с химическим элементом разница во времени взрыва достигает 10 минут. Мину было необходимо положить под матрац Кубе в его спальне на втором этаже. С большим трудом и риском для жизни Осипова доставила мину из отряда к себе на квартиру, а 20 сентября передала ее Мазаник.

21 сентября 1943 года в 2 часа ночи Мазаник и Шуцкая включили часовой механизм мины. Утром они завернули ее в носовой платок и положили в дамскую сумочку Мазаник. Ей удалось беспрепятственно пронести мину в особняк, а днем, обманув немку-уборщицу второго этажа, подложить мину на пружины кровати под матрацем практически у изголовья Кубе. 22 сентября 1943 года в 2 часа ночи, через 20 минут после того, как Кубе лег в постель, взрыватель мины сработал.

Убийство Кубе вызвало смятение среди чиновников немецкой оккупационной администрации и в прессе рейха. Для выяснения обстоятельств убийства по распоряжению преемника генерального комиссара генерала Курта фон Готтберга была создана «Большая Особая комиссия». Немцам удалось схватить не успевших скрыться участников операции: Н. П. Дрозда, его жену, дочь Регину, подпольщиков Н. В. Похлебаева и М. Г. Грибовскую. Все они погибли. Кроме того, по приказу фон Готтберга после окончания работы комиссии был оцеплен городской квартал, в котором жила Мазаник. Белорусские «добровольные помощники» схватили в своих квартирах 300 человек мужчин, женщин и детей и расстреляли их как возмездие за покушение на Кубе. О расстреле население было публично извещено.

Сохранился интересный немецкий документ, опубликованный в журнале «Неман», — «Заключение особой комиссии о покушении на генерального комиссара Кубе», в котором подробно описана смерть гауляйтера и ход расследования:

«В ночь на 22.9.1943, в 0.40 в спальне генерального комиссара и гауляйтера Вильгельма Кубе взорвалась мина, причем у Кубе взрывом была вырвана левая часть груди и оторвана левая рука. Ранения, безусловно, были смертельны. Его труп в полуобгоревшем состоянии был извлечен из загоревшейся спальни поднятой по тревоге охраной и чиновниками генерального комиссариата. Лежавшая рядом с ним жена, Анита Кубе, урожденная Линденколь, находившаяся на 8-м месяце беременности, не пострадала и отделалась лишь нервным шоком. Его трое детей, которые спали в другой комнате, отделенной от спальни ванной комнатой, также не пострадали. Силой взрыва оборудование спальной комнаты почти полностью искалечено. Находящийся в Минске по ул.Театральной № 27 жилой дом, примыкающий непосредственно к зданию генерального комиссариата, внешне остался неповрежденным.

При осмотре места происшествия немедленно назначенной «Большой Особой комиссией» (...) в результате просеивания мусора и обломков обнаружены и изъяты небольшие остатки материала. На основании прежних расследований, проводимых этой же комиссией в связи с минными диверсиями в различных важных немецких учреждениях, оберштурмфюрер Брейер установил, что в данном случае речь идет об остатках материала взрывателя замедленного действия магнитной мины английского производства неопределенного срока действия. Использованная мина предположительно была заведена на 12-часовой срок действия. В ходе экспертизы на месте несомненно установлено, что мина была прикреплена в нижней части матраца Кубе к пружинам и там взорвалась.

В пользу такого предположения говорят и ранения гауляйтера. Действие мины было локализовано матрацем и телом гауляйтера. Этим и объясняется то, что его жена осталась невредимой. Так как дом гауляйтера день и ночь охранялся его собственной охраной численностью 12 чел. из числа полиции службы порядка, то с самого начала речь могла идти только об ограниченном круге лиц из числа домашнего персонала и посещающих лицах. Поэтому расследование ограничилось исключительно немедленным установлением круга лиц, которые в течение последних дней перед покушением побывали в доме гауляйтера.

На месте преступления были арестованы 4 девушки, постоянно работавшие домработницами (прислугой). Их проверка первоначально не обнаружила никаких взаимосвязей с убийством. Только утром 22.9.1943 г. удалось все же выяснить, что единственная проживающая вне дома из-за недостатка места домработница Елена Мазаник, 4.4.1914 г. рождения (по кличке Галина) не обнаружена в своей квартире в Минске, по ул. Театральной, 48, кв. 10.

Так как в данных обстоятельствах уже возникло известное подозрение, ее квартира была взломана. Выяснилось, что квартира почти пуста. Проживающей с ней вместе сестры Валентины Шуцкой, 1918 года рождения (кличка Валя) также в доме не оказалось. Собственными расследованиями через различных агентов, которые общались с сестрами, было выяснено, что М., несмотря на то, что поддерживала отношения с немцами, очевидно, с целью сбора разведывательных сведений, считалась ярой противницей немцев.

Так, недавно, уходя, она заявила своей подруге, что она гордится тем, что является русской и что русские при Советской власти жили лучше, чем при немцах. Стало известно, что ее первый муж расстрелян немцами как партизан, а второй муж работал шофером в НКВД в Минске. Она рассказала нашему агенту, что сама являлась служащей Центрального комитета НКВД. Этим самым предположение, что только Мазаник могла быть убийцей, оказалось правильным, предположение, которое в ходе дальнейшего расследования подтвердилось. (...)

М. пришла как обычно на службу в дом гауляйтера в 7.00, жаловалась остальной прислуге на сильную зубную боль и около 10.30 покинула дом. Свой ранний уход она скрыла даже от сестры; через подругу она попросила фрау Кубе перенести ее выходной день на 21.9.1943 г. По особому распоряжению гауляйтера она, как белоруска, лечилась у немецкого зубного врача, но 21.9.1943 г. у него не появлялась. В ходе дальнейшей проверки круга знакомых сестер натолкнулись на якобы возлюбленного М. по имени «Степан», работающего начальником почтового отделения в генеральном комиссариате, которым оказался Стефан Тильнер. Благодаря этому теперь имелась возможность выяснить деревню, куда обе сестры обычно ездили к своей матери.

В этой деревне, Малая Масюковщица, действительно был установлен дом матери, однако он оказался закрытым и полностью опустошенным. (...) Расследованием установлено, что имущество дома было вывезено на двух повозках, причем возница был некий Павел Король, проживающий в соседней деревне. По сообщению последнего и с его помощью удалось установить дом в пригороде Минска, по ул. Заславской, 35-а, кв. 6.

Владелица этого дома Мария Дубова, 19.5.1908 года рождения, сначала отрицала, что приняла беглянок, но после долгого запирательства и с очной ставки созналась, что действительно приняла беглянок за 100 нем. марок, а их добро и имущество спрятала у своего соседа Николая Дрозда. Беглянками были Валентина Шуцкая и ее мать Анна Шуцкая с двумя маленькими детьми Валентины Шуцкой.

При обыске в доме Дрозда действительно в тайном подвале были обнаружены различные предметы одежды, среди которых находилось и темно-синее пальто, бесспорно опознанное как собственность Мазаник. Далее в поленнице дров, в спичечной коробке, найдены 2 капсюля-взрывателя, которые, по заявлению Дрозда, были доставлены туда некой «Марией», именуемой «Черная Мария», которая позже была установлена как Мария Осипова, | 30 лет.

Владелец дома Николай Дрозд, 15.8.1886 года рождения, а также его жена Елена Дрозд, 1890 года рождения, и дочь Регина Дрозд, 1923 года рождения, были арестованы незадолго до осуществления подготовленного побега. Дрозд признал, что 18.9.1943 г. ожидал Марию Осипову и Марию Дубову на мосту в Минске, когда те возвращались из дер. Вяча и получил от них 2 мины. Эти мины он занес к себе домой, где сама Осипова спрятала их в саду. Находящаяся также под арестом Дубова вынуждена была сознаться, что эти показания соответствуют действительности, и что она эти мины получила от незнакомого ей мужчины в лесу рядом с дер. Вяча. Этот незнакомый мужчина, по данным Д., принадлежит к партизанам.

В ходе следствия было также установлено, что Осипова с апреля этого года жила у Дрозда и неоднократно совершала так называемые «Служебные поездки». Точно так же во время проживания в доме Дрозда она проводила ярую антинемецкую пропаганду и в этом отношении оказывала на свое окружение довольно успешное и авторитетное воздействие. (...) Дрозд признал, что ему было известно об Осиповой как о чрезвычайно активном агенте партизан. Она также предлагала ему в случае преследования перебросить его и его семью в Москву.

Нет сомнения, что Мария Осипова на рассвете 21.9.1943 г. доставила мины в Минск, где лично или через связника передала их Мазаник, которая к этому времени находилась еще в своей квартире по ул. Театральной, 48. Этот связник был установлен в лице Георга Куликова, 23.5.1918 года рождения, в задачу которого, среди прочего, входила передача пакетов и писем Мазаник или Осиповой. И еще его задача состояла в сборе информации о настроении населения и немецких войск, мест дислокации отдельных немецких частей и другой важной информации для Осиповой. В этих целях он использовал некоего Владимира Зубко, 17.11.1912 года рождения, работающего музыкантом в «Немецком доме» в Минске. (...)

В связи с арестом Куликова и Зубко вскрыта широко разветвленная, хорошо организованная разведывательная служба партизан и их пособников. Нащупаны важнейшие нити, которые ведут к новому заговору и покушению и указывают на дальнейших связников разведывательной службы. (...) Объявлен розыск Мазаник и ее родственников, равно как и Марии Осиповой , но не следует рассчитывать на успех, так как вышеназванные после исполнения особого задания через Марию Осипову самолетом из ближайшего партизанского района переброшены в Москву. (...)

Давая оценку всей сути этого дела, следует констатировать, что Мария Осипова является главарем, действующим по заданию Москвы, то есть НКВД. Непосредственной исполнительницей, как уже упоминалось, также является Елена Мазаник, являющаяся сотрудницей НКВД. Благодаря своей работе Мазаник легко было собирать и передавать в последующем в Москву информацию, о жизни и обычаях семьи Кубе и другие важные сведения.

Дрозд и Дубову следует рассматривать как закоренелых коммунистов. Они использовали Куликова и Зубко в качестве активных связников. Находящиеся под арестом родственники Дрозда (жена и дочь) знали о преступной деятельности названных выше лиц. (...)

Против арестованных (...) я предлагаю применить строжайшие государственно-полицейские меры. Дело передать в отдел IV для дальнейшего использования и завершения».

Мария Борисовна Осипова и Елена Григорьевна Мазаник были вывезены на самолете в Москву, где 29 октября 1943 года им было присвоено звание Героев Советского Союза. Сестра Мазаник Валентина Григорьевна Шуцкая и Николай Петрович Федоров были награждены орденами Ленина.

Осипова и Мазаник встретили день Победы в Минске. Что же касается Федорова, то после ликвидации Кубе он был направлен в Ровно с заданием уничтожить гауляйтсра Украины Э. Коха. Но во время подготовки операции Кох был отозван с Украины, и она не состоялась. В дальнейшем Федоров возглавлял партизанский отряд особого назначения в районе Ковеля, где во взаимодействии с другими партизанскими отрядами установил контроль за железнодорожными магистралями.

Его люди не только посылали в Москву важную информацию, но и совершали в тылу противника многочисленные диверсии. В 1944 году отряд Федорова переправился через Западный Буг, вышел в район Люблина и, установив связь с польскими партизанами, начал проводить диверсии на железных и шоссейных дорогах. В этих боях 17 апреля 1944 года Федоров погиб.

На посту гитлеровского наместника в Белоруссии Кубе сменил группенфюрер СС Курт фон Готтберг. Как уже говорилось, в отместку за убийство своего предшественника он приказал уничтожить жителей нескольких кварталов Минска. Однако и за Готтбергом по приказу из Москвы началась охота. Операция по его ликвидации была разработана разведчиками спецгруппы «Юрий», десантированной в мае 1943 года в Минскую область в составе 18 человек. Командиром группы был опытный сотрудник НКГБ Эммануил Куцин. В состав группы также входили 4 немца. Одной из основных задач группы было осуществление актов возмездия над гитлеровскими палачами и их приспешниками. Группа базировалась сна чала в отряде Лопатина, а затем Ваупшасова.

Вскоре Куцину удалось создать свою агентурную сеть в Минске. В ее состав входили учительница М. Чижевская и ее дочь Елена, минская комсомолка, студентка медицинского института Н. Моисеева, доцент Белорусского университета Е. Зубкович, бухгалтер О. Беляева (Вербицкая), коммунисты Л. Драгун и ф. Простак и другие. Разведчикам группы «Юрий» вскоре стало известно, что на 30 октября 1943 года в резиденции минского гебитскомиссара Фрайтага в Лошице (близ Минска) назначено совещание с участием Готтберга. Был разработан план спецоперации, руководство которой взял на себя сам Куцин.

В Минск были переправлены мины, гранаты, взрывчатка. Немец-антифашист Карл Кляйнюнге из группы Куцина смастерил специальное взрывное устройство и переправил его в Лошицу, где передал через подпольщицу Беляеву непосредственным исполнителям теракта М. и Е. Чижевским и Н. Моисеевой, служившим на вилле Фрайтага. Подпольщицы сумели пронести мину в особняк и установить в печи гостиной. Однако немцам удалось обнаружить мину и арестовать подпольщиц, которые позднее были казнены.

ПОХИЩЕНИЕ РАУЛЯ ВАЛЛЕНБЕРГА

В самом конце Второй мировой войны советские спецслужбы вновь стали практиковать проведение спецопераций против иностранных граждан на территории зарубежных стран. Одной из первых таких операций стало задержание сотрудника шведской дипломатической миссии в Венгрии — Рауля Валленберга.

Арестованный в 1945 году в Будапеште советской военной контрразведкой СМЕРШ и бесследно исчезнувший в сталинских тюрьмах, он стал национальным героем Швеции, человеком-легендой, который, как было сказано на специальных слушаниях в Конгрессе США, более чем кто-либо заслужил право «считаться святым». Судьбой Валленберга стали интересоваться сразу же после его ареста. А в 1991 году даже была создана совместная российско-шведская рабочая группа по делу Валленберга. Однако до сих пор обстоятельства смерти шведского дипломата остаются неизвестными.

Но перед тем как приступить к рассказу о злоключениях Валленберга, стоит сказать несколько слов о его семье. Шведские специалисты по генеалогии и геральдике предупреждают своих клиентов, что их исследования ограничиваются периодом до XVII века. Но и этого отрезка времени вполне достаточно, чтобы убедиться в правильности выбранного Маркусом Валленбергом девиза, взятого им при посвящении в рыцари ордена св. Серафима: «Существовать, но невидимо!»

И действительно, все потомки основателя шведской финансовой империи Валленбергов старались действовать сообразно этой формуле. Так, в XVIII веке Якоб Валленберг, отправившийся на корабле «Финланд» в Ост-Индию, опубликовал после возвращения книгу о своих приключениях, озаглавленную «Мой сын на галере». Но анонимно.

Таких примеров можно привести множество, особенно в XX веке. В 1942 году резидент НКВД в Стокгольме Б. Рыбкин участвовал в заключении между СССР и Швецией тайного экономического соглашения, по которому в обмен на платину Москва получила высококачественную шведскую сталь. Банк, осуществлявший эту сделку, принадлежал семейству Валленбергов. А в 1944 году при активном участии Маркуса Валленберга начались секретные переговоры между представителями Советского Союза и Финляндии, закончившиеся подписанием 4 сентября 1944 года мирного договора.

Рауль Густав Валленберг родился в 1912 году в Стокгольме. Хотя он и принадлежал к клану Валленбергов, которых иногда называют «шведскими Рокфеллерами», большого состояния у него не было, и он мечтал о своем бизнесе, который приносил бы ему значительные прибыли. Человек с сильной волей, желающий прославиться, он был антифашистом и имел обширные связи в США, где в свое время закончил Мичиганский университет по специальности архитектора. Но при этом до начала Второй мировой войны он дважды приезжал в Венгрию с деловыми визитами и даже был удостоен личной встречи с адмиралом М. Хорти, с 1919 года бывшим фактически диктатором в стране.

Когда в Европе разразилась война, Валленберг, работавший в экспортно-импортной фирме, принадлежавшей Кальману Лауэру, поступил в Национальную гвардию. Судьба Валленберга круто изменилась в начале лета 1944 года после встречи Лауэра с Ивером Ольсеном, американским разведчиком, работающим на Управление стратегических служб (УСС) и находящимся в Стокгольме под «крышей» сотрудника посольства США. Узнав, что Лауэр венгерский еврей, Ольсен сразу же попросил его найти шведа «с крепкими нервами», который мог бы отправиться в Будапешт и заняться спасением евреев, отправляемых в лагеря смерти. Лауэр предложил Рауля Валленберга.

В конце июня 1944 года на курорте Сальтшебаден состоялась встреча Ольсена с Валленбергом, которому для этого было предоставлено увольнение из части. В ходе беседы Валленберг дал согласие на сотрудничество с американцами по линии разведки и Совета по делам беженцев войны США. И уже в скором времени по настоянию Вашингтона он был направлен в шведское посольство в Венгрии в качестве генконсула. Этому назначению помогли и венгры.

Сохранилась записка агента ЦРУ, датированная 1954 годом, в которой говорится, что находившийся в Стокгольме венгр Кальман Гейер «помог внедрить Рауля Валленберга в Венгрии во время Второй мировой войны в качестве агента Управления стратегических служб».

Валленберг прибыл в Будапешт 9 июля 1944 года. Официальной целью его ми9сии было спасение от неминуемой смерти венгерских евреев. Осмотревшись и наладив контакт с венгерскими властями и немецким военным командованием, Валленберг развил бурную деятельность. Так, он добился отправки из Венгрии в Швейцарию пяти эшелонов с заключенными концлагерей. За это нейтральная Швеция поставила Германии партию грузовиков, сделанных на заводе «Скания-Вабне», который контролировало семейство Валленбергов. Часть прибыли от этой сделки пошла на счет Валленберга.

Кроме того, он использовал так называемые «охранные сертификаты» с изображением шведской короны. Посещая пункты сбора евреев для отправки в концлагеря, он громко выкрикивал наиболее распространенные фамилии, и часть обреченных, сообразив, в чем дело, бросалась к нему, получая защиту со стороны шведского правительства.

Общее число спасенных Валленбергом людей неизвестно. Назывались разные цифры: от явно нереальных 200 тысяч до более объективных 20 тысяч человек. Но даже если спасенных им было меньше, это нисколько не умаляет его подвига. Следует отметить, что деятельность Валленберга вызывала раздражение представителей СС в Венгрии. Начальник отдела IVB4 гестапо Адольф Эйхман, отвечавший за «окончательное решение» еврейского вопроса, даже организовал на него покушение, закончившееся, правда, неудачно. Позднее, во время обеда с Валленбергом, Эйхман пообещал предпринять новую попытку, на что швед только улыбнулся.

Что касается работы Валленберга на УСС, то она была не менее активна. Дело в том, что Венгрия была тем регионом, где у УСС практически не было агентуры. «Управление стратегических служб, — вспоминает бывший сотрудник ЦРУ Макарган, — не имело активной команды агентов в Венгрии в конце войны». Поэтому вполне верно утверждение другого бывшего сотрудника ЦРУ, Джеймсона, заявившего, что Валленберг был «ценным сотрудником американской разведки, что было редкостью в том районе мира в то время».

Свои донесения Валленберг посылал дипломатической почтой через Стокгольм, а о характере выполняемых им поручений можно судить по донесению в Вашингтон из резидентуры отдела SI (секретная разведка) УСС в Бари (Италия) от 7 ноября 1944 года, в котором говорится, что Валленберг установил связь с руководителями венгерского Сопротивления, в том числе и с Г. Соосом. Целью эти контактов была вербовка агентов, готовых на сотрудничество с УСС. А как утверждает один из бывших сотрудников шведской миссии фотограф Т. Вереш, Валленберг во время осады Будапешта советскими войсками занимался фотографированием позиций частей Красной Армии.

О разведывательной деятельности Валленберга советским спецслужбам стало известно еще до взятия Будапешта. По свидетельству генерал-лейтенанта Белкина, в то время заместителя начальника СМЕРШ, в 1945 году во все фронтовые управления военной контрразведки была разослана ориентировка на Валленберга, в которой говорилось, что он подозревается в сотрудничестве с немецкой, американской и английской разведками, к предписывалось установить за ним постоянное наблюдение с целью установления его контактов.

Одним из информаторов о деятельности Валленберга был русский граф и бельгийский подданный М. Толстой-Кутузов, завербованный ИНО НКВД в 30-х годах. В Будапеште он работал в миссии Красного Креста, а осенью 1944 года получил должность в отделе «В» шведской дипломатической миссии в Венгрии, который контролировал выполнение немцами Женевской конвенции в отношении советских военнопленных. Согласно его сообщениям, Валленберг поддерживал контакты с сотрудниками немецкой разведки, в том числе и с руководителем VI управления РСХА В. Шелленбергом. Правда, здесь надо отметить, что контакты Валленберга с представителям немецких спецслужб во многом были вынужденными Без них он не смог бы спасти обреченных на уничтожение евреев.

13 января 1945 года Валленберг был арестован офицерами СМЕРШ в штабе 151-й дивизии, куда он явился по требованию советского командования. По поводу задержания Валленберга в архивах сохранился следующий документ:

«Командиру 30 СК. Копия: начальнику штаба 2 Укрфронта

1. Находящегося в 151 СД секретаря шведской миссии Рауля Валленберга проводить немедленно к командиру 18 СК генерал-майору Афонину, обеспечить его сохранность и удобство передвижения.

2. Связь Рауля Валленберга с внешним миром воспретить.

4.1.45 23.30 Куприянов».

На документе имеется следующая резолюция: «т. Павловскому, т. Поветкину. Немедля выяснить, что за секретарь, где все посольство».

А на полях документа отражены результаты выяснения:

— Взяли его 13.1.45 на ул. Бенцур (пришел сам).

—Остальные члены посольства в западной части.

—Отказался уходить в тыл, заявив, что на его ответственности около 7000 шведских граждан в восточной части города».

Несколько дней Валленберг находился под усиленной охраной без связи с внешним миром в штабе 2-го Украинского фронта, а потом был отправлен в Москву. Сохранилось донесение, в котором говорится, что арестованный Рауль Валленберг отправлен 25.1.45 г., старший конвоя капитан Зеньков Николай Матвеевич».

В Москву Валленберга доставили 6 февраля, что следует из учетной карточки внутренней тюрьмы НКГБ. По словам его сокамерника Г. Рихтера, когда Валленберга везли в Москву, он находился в хорошем настроении и даже вел визуальную разведку, результаты которой заносил в записную книжку, маскируя их как материалы к задуманному им шпионскому роману.

Судя по имеющимся в архивах документам, первое время Валленберг содержался во внутренней тюрьме на Лубянке, потом в Лефортово, а затем его снова перевели во внутреннюю тюрьму НКГБ. Допрашивали его следователи Сверчук, Кузьмишин и Копелянский. Согласно журналам регистрации вызова на допрос Внутренней тюрьмы НКГБ и Лефортовской тюрьмы, первый допрос Валленберга состоялся 8 февраля 1945 года, а последний — 11 марта 1947 года.

Что же касается причин ареста Валленберга, то прежде всего надо отметить, что он не мог быть произведен без санкции высшего партийного руководства. Об этом говорит и тот факт, что приказ о его аресте подписал Булганин, в то время заместитель Сталина по Наркомату обороны.

Отдавая такой приказ, в Москве вероятнее всего рассчитывали использовать Валленберга в качестве объекта вербовки или как заложника, с помощью которого можно было бы использовать семейство Валленбергов для получения выгодных кредитов на Западе. Вполне возможно, что его собирались использовать и как важного свидетеля закулисных связей деловых кругов Запада и фашистской Германии в годы войны на Нюрнбергском процессе. Впрочем, выдвигались и другие версии. Так, американский журналист Д. Бартал считает, что Валленберга собирались использовать, чтобы скомпрометировать еврейские организации, в том числе и небезызвестную «Джойнт».

Однако к 1947 году обстановка изменилась. Валленберг категорически отказался работать на советскую разведку, Нюрнбергский процесс закончился, а семейство Валленбергов не высказывало заинтересованности в его освобождении. О причинах такой странной позиции поведал в интервью Шведскому телеграфному агентству (ТТ) сводный брат Валленберга — Ги фон Дардель, заявивший: «Причина состояла в том, что империя Валленбергов осуществляла в крнце второй мировой войны крупные дела в Венгрии и Германии, о которых Рауль знал, возможно, слишком много».

Кроме того, шведское правительство с апреля 1945 года забрасывало НКИД СССР запросами о его судьбе: было послано 8 нот и состоялось 5 устных бесед. Поэтому вопрос о дальнейшей судьбе Валленберга Кремлю необходимо было решить как можно быстрее, и 14 мая 1947 года Вышинский, являвшийся тогда заместителем В. Молотова по разведывательной работе, направил на его имя служебную записку:

«Тов. Молотову.

В конце 1944 г. шведы обратились в НКИД СССР с Просьбой взять под защиту первого секретаря шведской миссии в Будапеште Рауля Валленберга.

16 января Миссии было сообщено, что Валленберг обнаружен и взят советскими военными властями под свою защиту.

24 апреля 1945 г. шведы сообщили в НКИД СССР, что среди отправленных из Будапешта в Швецию сотрудников Миссии Валленберга не оказалось, и просили его разыскать. Эти запросы со стороны шведов в дальнейшем многократно повторялись как в письменной ; (8 нот), так и в устной форме (5 бесед).

15 июня 1946 г. на приеме у тов. Сталина б. шведский посланник Седерблюм обратился к тов. Сталину с просьбой поручить навести справки о судьбе Валленберга... мы неоднократно, устно и письменно, запрашивали в течение 1945 и 1946 гг. «Смерш», а позднее МГБ о судьбе и местопребывании Валленберга, в результате чего Лишь в феврале с. г. в разговоре с тов. Новиковым тов. Федотов сообщил, что Валленберг находится в распоряжении МГБ, и обещал доложить Вам лично о. дальнейших мероприятиях МГБ по этому делу.

Поскольку дело Валленберга до настоящего времени продолжает оставаться без движения, я прошу Вас обязать тов. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации».

В последнем абзаце этой записки Вышинский предлагает не закрыть дело и выпустить Валленберга (тогда бы была использована формулировка «прекратить дело»), а фактически настаивает на том, чтобы глава МГБ Абакумов представил план уничтожения арестованного как нежелательного лица для советского руководства. Последствия не заставили себя ждать. По официальной версии Валленберг 17 июля 1947 года умер в камере Лубянской тюрьмы, о чем говорится в следующем рапорте на имя Абакумова:

«Докладываю, что известный Вам заключенный Валленберг сегодня ночью в камере внезапно скончался предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда.

В связи с имеющимся от Вас распоряжением о личном наблюдении за Валленбергом прошу указания, кому. поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти.

Начальник санчасти тюрьмы полковник медицинской службы Смодьцев. 17. VII. 47 г.».

Кроме того, на рапорте есть приписка Смольцева: «Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия. 17. VII. Смольцев»".

Но скорее всего Валленберг не умер, а был убит. Для этого было достаточно перевести его в спецкамеру «Лаборатории-Х», которая находилась рядом с Лубянской тюрьмой, и под видом лечения сделать смертельную инъекцию. Это не составляло никакого труда, тем более что начальник лаборатории Майрановский имел большой опыт в проведении таких операций, начиная с 30-х годов. Разумеется, санчасть тюрьмы не была поставлена в известность о сделанной инъекции и констатировала смерть Валленберга в обычном порядке.

В это же время МИД получил указание отвечать на запросы шведов, что Валленберга в СССР нет. И уже 18 августа 1947 года Вышинский направил послу Швеции в СССР письмо, в котором, в частности, говорилось:

«В результате тщательной проверки установлено, что Валленберга в Советском Союзе нет и он нам неизвестен.

Действительно, 14 января 1945 года Министерство иностранных дел СССР получило краткое сообщение, основанное на косвенных данных одного из командиров воинских частей, которая вела бои в Будапеште, о том, что на улице Бенцур якобы был обнаружен Валленберг. Проводились тщательные расследования и розыск Валленберга, однако это к положительным результатам не привело, а советский офицер, сообщавший о Валленберге, не найден. В лагерях для военнопленных и интернированных Валленберг также обнаружен не был...».

Впрочем, спустя 10 лет советское руководство официально признало, что Валленберг умер в 1947 году в Лубянской тюрьме от сердечного приступа. Эта версия и до сих пор считается официальной, хотя имеются все основания утверждать, что Валленберг был ликвидирован по указанию кремлевского руководства.

ЛЭНГЛИ. ЦРУ. ТАЙНЫ СЕДЬМОГО ЭТАЖА

Штат Вирджиния. Лэнгли. Сюда, в штаб-квартиру Центрального разведывательного управления США, и раньше поступала информация о том, что радикалы призывают использовать уникальный шанс и заменить устаревшее разорительное разведывательное ведомство экономичными и эффективными структурами, отвечающими требованиям XXI века.

Но то, что заявил нью-йоркский сенатор Дэниэль Патрик Мойниган, ошеломило даже самых невозмутимых сотрудников ЦРУ. Сенатор, давнишний специалист по секретным службам, призвал распустить ЦРУ. По его мнению, существующий аппарат безопасности не поддается реформированию.

Синдром Пирл-Харбора

Этот ритуал повторяется изо дня в день, включая выходные и праздничные дни. Его мастерски описал американец Гаррисон Солсбери, специализирующийся на теме работы спецслужб.

Каждое утро, пишет он, в половине седьмого через недоступный взгляду журналистов «дипломатический вход» в Белый дом въезжает неприметный серый «се-дан». Из машины выходит господин в штатском с небольшим черным кожаным портфелем в руке. Кивнув сидящему на заднем сиденье вооруженному телохранителю, он предъявляет охранникам пластиковую карточку пропуска и идет через пустые рабочие помещения в президентское крыло здания.

Здесь он ждет, когда закончится сервировка подноса с завтраком президента. После того как фарфор, салфетки, апельсиновый сок, яичница, тосты и кофе занимают свое место на президентском серебре, господин в штатском достает из черного портфеля опечатанный манильской пенькой пакет и кладет его на край подноса. Через открытую дверь он видит, как поднос ставят перед президентом. Убедившись, что его миссия благополучно завершена, господин в штатском исчезает так же неприметно, как и появляется.

Ритуал неизменен, где бы ни находился президент. Что в пакете? Так называемая президентская сводка. Она представляет собой восемь отпечатанных с двух сторон страниц.

ЦРУ считает, что это самые дорогие в мире листочки бумаги. Они заполняются текстом каждое утро между 4 и 5 часами в Лэнгли, на седьмом этаже, где расположено руководство секретного ведомства США. Годовая стоимость этих бумажек оценивается в 30 миллиардов долларов — почти весь бюджет ЦРУ.

В мире нет других организаций по сбору новостей с таким штатом и таким бюджетом. Президентская сводка содержит выжимку разведывательных данных — секретных и открытых, получаемых ЦРУ через раскинутую по всему миру сеть постоянно действующих информационных центров, число которых приближается к 20 тысячам. Обрабатываются тонны ежедневной информации. Сверхчувствительная электроника и всепроникающие спутники Агентства национальной безопасности подслушивают разговоры практически всех политиков мира.

С 1947 года, времени создания ЦРУ, оно готовит президентам эти дорогостоящие .странички. Все президенты США начинают трудовой день с чтения сводок ЦРУ. Никто не хочет допустить второго Пирл-Харбора. Прискорбный факт: утром 7 декабря 1941 года в Белый дом поступило сообщение расшифровавшей японский код американской морской разведки о предстоящем нападении на базу в Пирл-Харборе, но президенту Рузвельту недосуг было ознакомиться с ним. Урок Рузвельта помнят все последующие президенты США. ЦРУ при этом всегда напоминает о дополнительных миллионах на свои нужды.

Клиент номер один

Итак, конечный продукт деятельности ЦРУ воплощается в президентской сводке, выпускаемой тиражом четыре экземпляра. Первый экземпляр получает президент страны, второй — вице-президент, третий — государственный секретарь, четвертый — помощник по национальной безопасности.

Огромные счета, пронизывающая весь мир инфраструктура, тысячи исполнителей — и, в сущности, один-единственный клиент: президент. Тем, кто привык узнавать новости по телевизору или из газет за 50 центов, 30 миллиардов долларов могут показаться дорогой ценой. Но это цена разведывательных сообщений.

Подгоняет ли ЦРУ разведданные под вкусы хозяев Белого дома? — задаются вопросом американские аналитики. И тут же отвечают: вне всякого сомнения. Так было, так есть, так, по-видимому, будет. В Лэнгли, пишут журналисты, давно поняли, что сводками типа «с одной стороны» и «с другой стороны» погоды не сделаешь. Сжатая, однозначная информация должна быть сдобрена пикантностями из личной жизни политических лидеров. Настоящим мастером по этой части, как утверждают, был Эдгар Гувер, регулярно снабжавший президента постельными историями конгрессменов.

Уже цитировавшийся выше Гаррисон Солсбери приводит немало примеров того, как корифеи американской разведки с увлечением играли в вашингтонские игры. Подробности интимной жизни некоторых европейских министров иностранных дел, иронично замечает он, не имеют никакого отношения к обеспечению безопасности Соединенных Штатов, зато помогают добыть еще несколько миллиардов на нейтрализацию интриги очередного арабского лидера, активность которого якобы угрожает миру на Ближнем Востоке. А сложный разбор реальных процессов лучше положить пока под сукно.

«Главное, чтобы были довольны сановные читатели, — пишет Солсбери. — На решение этой задачи энергии тратилось больше, чем на разведку планов Советской Армии. От планов Советской Армии зависела всего лишь судьба Соединенных Штатов. А вот от благосклонности президента — судьба ЦРУ и бюджетных миллиардов. Со дня основания ЦРУ все директоры этой организации, включая полковника Билла Донована, Аллена Даллеса, Уильяма Колби, Уильяма Кейси и Роберта Гейтса, прекрасно понимали, что разведка планов противника (главным образом Советского Союза) — это еще не все. Нужно нравиться президенту».

Критика президентских сводок, которые готовит ЦРУ, идет в США по нарастающей. Сенсационная новость: предпоследний клиент номер один — президент Буш — не читал продукцию ЦРУ во время войны с Хусейном. Даже самые экстренные спецвыпуски президентских сводок не поспевали за непрерывно поступавшей информацией прямо с мест событий.

Клиент номер один — президент Буш — предпочитал смотреть Си-эн-эн! Вместе со своими соотечественниками, прильнувшими к экранам телевизоров. Обыкновенный репортер Питер Арнет, которого Си-эн-эн отправила в бомбардируемый Багдад, стал угрозой тридцатимиллиардному бюджету ЦРУ!

Размеры когтей русского медведя

Сейчас, когда холодная война позади, многие здравомыслящие аналитики за океаном вынуждены признать, что пропагандистские! гении ЦРУ заставляли политиков отчислять миллиарды бюджетных долларов на борьбу с советской угрозой. Но когда понадобилось узнать, что же на самом деле происходит в «империи зла», пришлось включить телевизор. И выяснилось, что ЦРУ и его братские агентства всегда переоценивали размеры когтей русского медведя, запугивая свои правительства ради увеличения бюджетных вливаний.

В США опубликованы записки Уильяма Гиланда, работавшего советником по безопасности вместе с Генри Киссинджером в годы президентства Форда и Никсона. Так вот, признается он, в начале семидесятых годов неточные разведывательные данные и преувеличенная их интерпретация породили настоящую панику. Говорили о стремлении Советов к мировому господству, о том, что их флоты захватывают океаны и отторгают Штаты от сырьевых ресурсов. На самом же деле успехи СССР были куда более скромными.

Многие заокеанские аналитики утверждают, что ЦРУ сознательно допускало утечку информации, чтобы расходы на вооружение подстегивали увеличение расходов на разведку. К числу политических мифов относят «отставание» по бомбам пятидесятых годов, по ракетам шестидесятых. Президент Кеннеди, уделивший немало внимания ракетному отставанию, придя к власти, был сильно удивлен: оказалось, никакого отставания нет. Наоборот, Соединенные Штаты обладали значительным перевесом.

Впрочем, не одно ЦРУ завышало оценки, чтобы сохранить свои рабочие места, а также пополнить бюджетные вливания. Тот же Солсбери приводит такую историю: во время своего визита в США экстравагантный советский лидер Никита Хрущев предложил положить конец лихорадочному соревнованию секретных служб и сохранить триллионы рублей и долларов. Он сказал примерно следующее:

— Мы тратим на шпионов огромные деньги, причем часто платим одним и тем же. Почему бы не объединить наши разведки, сократив тем самым ужасные расходы?

Эйзенхауэра убедили, что русские не смогут сбить самолет — он полетит слишком высоко. Однако он был сбит советскими ракетчиками в свердловском небе.

Анализируя деятельность ЦРУ со дня его официального рождения в 1947 году, зарубежные наблюдатели отмечают, что в Лэнгли сильно преувеличивали советскую угрозу. Образу врага придавали свирепый вид — чтобы оправдать свою необходимость и выделение все новых и новых бюджетных средств. Преобладали ведомственные интересы, игра на преувеличенных страхах.

Ошибается ли ЦРУ?

Сегодня, когда в Вашингтоне раздаются голоса о реформировании ЦРУ, приводят полный список его прегрешений, о которых оно предпочитает не вспоминать.

Американская разведка много раз ошибалась в своих прогнозах, представляемых президентам. После того как в 1950 году возник советско-китайский альянс, считалось, что Пекин станет марионеткой Москвы и Сталин будет командовать всем коммунистическим блоком от Эльбы до Берингова моря. В сводках ЦРУ Мао изображался как пешка в руках Кремля. В 1958—1959 годах этот прогноз воспринимался как фарс, поскольку между Советским Союзом и Китаем возникли разногласия.

Еще раньше, в конце сороковых годов, ЦРУ допустило серьезный просчет на главном в ту пору направлении своей работы — в сборе информации о советском ядерном потенциале. Об этом свидетельствуют обнародованные в 1994 году в очередном выпуске исторического обозрения ЦРУ ранее закрытые документы.

Наиболее любопытен включенный в сборник меморандум с грифом «Совершенно секретно», датированный 20 сентября 1949 года. В нем ЦРУ делало заключение, что «самым ранним сроком» создания в СССР атомной бомбы может стать лето 1950 года, а «наиболее вероятным» — середина 1953 года. В документе указывается, что «Советский Союз придает первостепенное значение реализации своей ядерной программы», и высказывается «реалистическое предположение», что на его территории уже около года действует «по крайней мере один маломощный атомный реактор». Однако, по мнению аналитиков ЦРУ, на момент подготовки меморандума СССР находился лишь на стадии проектирования или закладки комплекса по выработке оружейного плутония.

На самом же деле к тому времени, а именно 29 августа 1949 года, первое испытание советского ядерного боезаряда уже состоялось. Получив твердые подтверждения этого факта по другим разведывательным каналам, президент США Гарри Трумэн сообщил о нем в радиообращении к американскому народу 23 сентября, всего через три дня после того, как меморандум ЦРУ был передан вашингтонскому военно-политическому руководству.

ЦРУ проспало не только ядерную бомбу в СССР.

Генерал Норман Шварцкопф публично и в частных беседах не раз говорил о крайне неудовлетворительной работе разведки во время войны в Персидском заливе. Один только штрих: нападение Саддама Хусейна на Кувейт для ЦРУ явилось полной неожиданностью!

Не предусматривалась прогнозами ЦРУ шестидневная война и быстрая победа израильтян в 1967 году.

Аналитики считают, что ЦРУ прозевало почти все значительные события в Китае и Советском Союзе. Американская разведка совершенно не ожидала падения режима Чан Кайши. В ЦРУ не поняли смысла «культурной революции» в Китае, не предсказали тяньаньмынской трагедии, не верили в успех Дэн Сяопина.

Взлет и падение Хрущева, крах коммунизма при Горбачеве, разрушение Берлинской стены, конец Чаушеску — все это, по мнению обозревателей, прошло мимо разведки США.

Все газеты Штатов описали курьезный случай с проектом «подслушивающей кошки», в который вложили кучу денег. В тело животного вшивалась микроаппаратура, а хвост служил передающей антенной. Испытывали изобретение в нью-йоркском центральном парке. Однако случилось непредвиденное: кошку переехал автомобиль. Неужели кагебешный?

Прелюдия к «Буре в пустыне»

В августе 1990 года один из самых засекреченных в Пентагоне отдел по осуществлению специальных операций разрабатывал план ликвидации иракского президента Саддама Хусейна. Главная роль в нем отводилась элитным подразделениям американского спецназа — армейской «Дельте» и «Силз» ВМС. Координатором выступало ЦРУ.

В Лэнгли прекрасно понимали, что посылать диверсионные подразделения в Багдад бесполезно, так как охрана Саддама была налажена слишком хорошо. Но американская разведка все же нашла брешь в этой системе.

По меньшей мере раз в месяц президент Ирака приезжал в Кувейт, для того чтобы произвести личную инспекцию «19-й иракской провинции». На вертолете он долетал из Багдада до военного аэродрома около Басры, а далее на специальных радиофицированных машинах — передвижных командных пунктах — добирался до Эль-Кувейта. Предполагалось, что группы «Дельта» или «Силз», сброшенные заранее в южных районах Ирака или северных районах Кувейта, попытаются сбить вертолет Хусейна с помощью переносного ракетно-зенит-ного комплекса «Стингер».

Однако на пути Пентагона возникло препятствие: согласно президентскому исполнительному указу, имеющему силу закона, организация убийства глав других государств строго запрещалась. Офицеры разведки обратились к юрисконсультам Пентагона, чтобы обойти эту преграду, и те предложили:

— Хусейна можно рассматривать не только в качестве политического лидера, но и как командующего вооруженными силами.

И все же этим планам не суждено было сбыться. К ноябрю президент Буш и его помощники пришли к выводу, что полномасштабная война против Ирака неизбежна и время для «хирургически быстрого решения» проблемы освобождения Кувейта — физического устранения Саддама Хусейна — упущено.

ЦРУ и ГКЧП

Сложнее и запутаннее вопрос о прогнозах кончины КПСС и СССР.

Сегодня известно, что накануне августовских событий 1991 года ЦРУ подготовило для высших политических руководителей США анализ, в котором подчеркивалось, что сторонники «твердой линии» в Москве могут попытаться предпринять какую-либо акцию с целью блокирования подписания нового Союзного договора между центральным правительством и девятью республиками. Однако в этом докладе разведки не содержалось никакого предостережения администрации о надвигавшемся перевороте.

Согласно публикации «Проспали ГКЧП? О реакции разведки США на августовские события в СССР в 1991 году» в газете «Новости разведки и контрразведки» (№ 2, 1994), 17 августа Дж. Бушу поступило серьезное предупреждение ЦРУ о возможности переворота. Но президент не поверил, поскольку ЦРУ слишком часто предсказывало падение Горбачева. На позицию Белого дома и госдепартамента влияла также личная привязанность Буша к Горбачеву. И только когда танки и бронетранспортеры появились на улицах Москвы, Буш поверил в реальность переворота.

С началом путча американская разведка задействовала все свои агентурные и технические возможности для оперативного освещения происходивших событий. ЦРУ создало обширную сеть электронного прослушивания, в том числе и каналов правительственной связи СССР. Накануне переворота резидентура ЦРУ «засекла» подозрительно большой объем переговоров Г. Янаева с руководителями КГБ, МВД и Министерства обороны, что могло вызвать предположение о подготовке путча.

Пентагон в первые же часы после переворота усилил наблюдение за передвижением Вооруженных Сил СССР. Военную разведку интересовало прежде всего, не вызовет ли переворот стратегическую угрозу для США. Космическая разведка обнаружила, что советские мобильные ракеты дальнего действия были в дни переворота сняты с боевых позиций и переведены в укрытия. Из этого факта специалисты Пентагона сделали вывод, что угрозы ракетного нападения на США в результате переворота не возникло. Внутренняя вражда, по их мнению, не всегда выливается во внешнюю агрессию.

После установления связи президента Дж. Буша с Б. Ельциным и М. Горбачевым по телефону администрация США заняла твердую позицию с целью восстановления законно избранных органов власти СССР. Был создан специальный комитет из представителей ЦРУ, госдепартамента и других ведомств для разработки конкретных мероприятий в области советско-американских отношений — от восстановления официальных контактов до обсуждения с СССР проблем контроля над вооружениями и расширения экономического сотрудничества.

Источники в американской разведке сообщили журналистам, что соответствующие российские ведомства в ходе переворота быстро создали внушительную сеть информаторов, включая высокопоставленных сотрудников КГБ, МВД и МО СССР. Они передавали российскому правительству важную информацию о положении в стране и столице. Эти сведения Ельцин сообщал в ходе телефонных разговоров с Бушем. Обмен информацией проводился также между их военными советниками и представителями спецслужб.

По оценкам аналитиков ЦРУ, заговор был плохо спланирован. Заговорщики пренебрегли основным условием успешного переворота: немедленный арест популярных политических противников до того, как они смогли организовать сопротивление. В частности, фатальным стал провал попытки задержать Ельцина. Необъяснимо, почему путчисты не выключили систему связи. Президент Буш и другие лидеры иностранных государств могли легко дозвониться до Ельцина, а он мог без затруднений координировать свои действия со своими сторонниками в стране. Заговорщики использовали только воинские части, расположенные в Москве и пригороде. Поэтому специалисты американской разведки, изучая снимки, сделанные со спутников, не отметили необычного передвижения войск за два дня до переворота. Солдатам не разъяснили их задачи, многие из них думали, что участвуют в обычных учениях.

22 августа корреспондент Эн-би-си Ф. Фрэнсис сообщил, что ЦРУ было сильно озабочено событиями в Москве, поскольку возникло слишком много загадок. По оценке ЦРУ и Пентагона, те", кто проводил эту акцию, сделали все неверно.

Во-первых, они не пресекли работу радио и телевидения, не прервали телефонную связь. Во-вторых, они не смогли арестовать Ельцина, который призвал людей к неповиновению и обратился за поддержкой к лидерам других стран. И в конечном счете они не сделали то, что надо было сделать уже в первые часы переворота: использовать специальные силы для установления контроля над ключевыми зданиями и физически устранить сопротивляющихся.

Все эти факты были изучены американской разведкой. Представители ЦРУ задавали вопросы: почему объявленные изменения в союзном правительстве были проведены прежде, чем войска заняли свои позиции, и почему только полдюжины дивизий было поднято по тревоге из 4,4 миллиона военнослужащих? Эксперты Пентагона отметили, что даже после начала переворота большинство высокопоставленных военных не проявили энтузиазма в его продолжении. Заговорщики полагали, что советские люди будут приветствовать свержение Горбачева и возвращение правительства сторонников жесткой линии.

Назначенный президентом Бушем на пост директора ЦРУ Р. Гейтс вынужден был признать в середине сентября 1991 года, что ЦРУ не смогло предвидеть столь быстрого распада СССР и добыть конкретные данные о подготовке переворота.

Что это: сокрытие правды о подлинной роли ЦРУ в крушении коммунизма, умышленно запущенная легенда, преследующая сразу несколько целей?

Трудно сказать. Наверное, это еще одна тайна уходящего столетия. Несмотря на то, что помощник президента США по национальной безопасности Брент Скоукрофт заявил тогда же, в сентябре 1991 года: если бы ЦРУ действительно знало заранее о готовившемся перевороте и заговоре против Горбачева, администрация, по всей видимости, предупредила бы его.

Единственное, в чем не ошиблись специалисты ЦРУ, так это в прогнозах относительно будущего КГБ в результате провала августовского переворота. Первое главное управление — внешняя разведка — очевидно, будет сохранено, а вот аппарат внутренней безопасности будет сокращен и переподчинен другим министерствам и ведомствам.

По данным ЦРУ, накануне переворота личный состав КГБ составлял около 600 тысяч человек, из них 265 тысяч — пограничные войска, 230 тысяч — специальные части, 40 тысяч человек обеспечивали внутреннюю безопасность страны и 20 тысяч — оперативные сотрудники внешней разведки.

Бывший начальник отдела ЦРУ по борьбе с терроризмом В. Каннистраро заявил, что огромные ресурсы, выделенные разведывательному сообществу США на проведение анализа динамики политической и военной ситуации в СССР, дали весьма неопределенные результаты. Академические круги и «мозговые центры» США имели примерно равные успехи с ЦРУ в прогнозировании событий и тенденций в СССР.

Анализируя роль американской разведки в освещении августовских событий в СССР, западная пресса сделала выводы о том, что ЦРУ, военная разведка и Агентство национальной безопасности США концентрировали свои агентурные и технические возможности на тщательном отслеживании тенденций развития экономики, военно-стратегического положения и внутренней политики советского руководства.

Особый упор был сделан на оперативно-технические методы сбора разведывательной информации, перехват каналов правительственной связи и использование спутников-шпионов. Вместе с тем агентурные возможности разведывательного сообщества США среди заговорщиков и в их ближайшем окружении были весьма ограничены, поэтому разведка не смогла добыть точную и конкретную упреждающую информацию о назревшем в СССР кризисе.

Новая реальность

С конца 1991 года, когда распался СССР, для борьбы с которым и создавалось ЦРУ, оно оказалось в глубочайшем за все годы своего существования кризисе. Страшная угроза нависла над тридцатимиллиардным бюджетом, десятками тысяч уютных кресел. «Мы победили!» — ликовала президентская команда. «Мы проиграли», — сокрушались рыцари плаща и кинжала.

По имеющимся сведениям, седьмой этаж в Лэнгли, где расположено руководство ЦРУ, пока оптимизма не теряет. Там лихорадочно кипит работа, главная задача которой — сохранить бюджет ЦРУ в неприкосновенности, доказать президенту, что это крайне необходимо для безопасности США.

Последняя новинка седьмого этажа — электронная версия президентской сводки.

Кто стрелял в Вудроффа

В феврале 1994 года в Тбилиси закончился судебный процесс по делу об убийстве американского дипломата Фреда Вудроффа, являвшегося сотрудником ЦРУ. За его телом в Грузию прилетал лично директор этого разведывательного ведомства.

Виновным в убийстве был признан двадцатиоднолетний солдат грузинской армии Анзор Шармаидзе. Суд приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы.

Роковой выстрел, оборвавший жизнь американского разведчика, прозвучал в августе 1993 года на дороге между городами Мцхета и Тбилиси, недалеко от селения Натахтали. Фред Вудрофф возвращался в грузинскую столицу на автомобиле «Нива», которой управлял начальник охраны президента Эдуарда Шеварднадзе Эльдар Гоголадзе.

Следствие установило, что Вудрофф был убит пулей из автомата АК.-47. Обвиняемый признался, что выстрел был произведен им. Солдат открыл огонь, после того как водитель автомобиля проигнорировал его требование остановиться.

Однако в печати появились публикации о том, что председатель суда будто бы сообщил журналистам: судьи сочли неубедительными показания солдата. В момент открытия огня Анзор Шармаидзе был в нетрезвом состоянии. Кстати, в пьяном виде его и задержали.

По мнению некоторых наблюдателей, подсудимый — подставное лицо. Московская газета «Мегаполис-экспресс» обнародовала в связи с этим любопытное заявление одного из экс-руководителей Министерства безопасности Грузии, прозвучавшее в интервью информационному агентству ВС1:

«В машине находилось четыре человека — Фред Вудрофф, Эльдар Гоголадзе и еще две женщины. Та, что сидела рядом с американским дипломатом на заднем сиденье, была барменом ресторана «Метехи». Смертельный выстрел сделала именно она.

Дело в том, что Вудрофф являлся кадровым разведчиком и занимался организацией в Грузии учебного центра ЦРУ. Спецслужбы России возмущались грузино-американской затеей, однако в Тбилиси не обращали на это никакого внимания. В беседе со мной шеф КГБ Ба-ранников прямо сказал, что Россия никогда не позволит создать американскую учебную базу в Грузии. Но и это предупреждение было нами проигнорировано. В Тбилиси даже прибыли два «боинга» со специальным оборудованием.

Тогда русские начали действовать. Они решили убрать Вудроффа, что послужило бы предупреждением и грузинам, и американцам. Кстати, после выполнения задания женщина исчезла. Поскольку ни одну из трех сторон не устраивало выявление истины, был найден козел отпущения — Анзор Шармаидзе, который сейчас отсиживает срок за несовершенное преступление». Впрочем, есть и другие версии этой загадочной смерти. По утверждению американской газеты «Нью-Йорк тайме», Вудрофф мог быть убит потому, что до него случайно дошли сведения об Олдриче Эймсе, который приезжал в Грузию в 1993 году (О. Эймс — сотрудник ЦРУ, работавший на СССР и Россию, приговорен в США к пожизненному заключению). Возможно, Вудроффу стало известно о том, что Эймс встретился в Грузии с российскими связными?

Не исключается и следующая гипотеза. Эймс, который в последнее время работал в отделе ЦРУ по борьбе с распространением наркотиков, приезжал в Грузию потому, что она является одним из главных каналов для доставки гашиша и опиума из Азии в Европу и США. Может быть, Вудрофф сообщил Эймсу о причастности грузинских должностных лиц к торговле наркотиками, а Эймс сказал об этом лицам, причастным к этому, которые затем и убили Вудроффа?

«Нью-Йорк тайме» обнародовала фамилию женщины, которая находилась на заднем сиденье машины во время поездки в горы, когда был убит Вудрофф. Корреспондент этой газеты застал ее дома.

Марина Капанадзе — так зовут спутницу сотрудника ЦРУ — оказалась тридцатилетней лингвисткой, хорошо говорившей по-английски. Она познакомилась с Вудроффом в тбилисской гостинице «Дворец Мехети», Марина там работала в баре на десятом этаже.

— Все в гостинице относились к нему с большой симпатией, — сказала Капанадзе. — Он с таким интересом относился к Грузии. Он намеревался узнать больше о наших традициях и истории. Мы всегда ему говорили: «Вы больше грузин, чем мы».

Однажды Вудрофф попросил ее быть его спутницей в поездке в горы к северу от Тбилиси, в район, где возвышаются горные вершины с отвесными стенами и расположены долины, в которых находятся деревни, существующие там с XVIII столетия. По ее словам, Вудрофф сказал, что ему хотелось бы поселиться здесь, когда он уйдет на пенсию.

По словам Капанадзе, она испытывала растущее беспокойство, по мере того как наступала ночь, потому что по дорогам бродили бандиты. Они ехали со скоростью примерно пятьдесят миль в час, когда фары автомашины осветили человека, размахивавшего автоматом у обочины шоссе. Капанадзе услышала выстрел, но подумала, что в машину не попали, потому что не было слышно звона разбитого стекла.

Когда Вудрофф осел на своем сиденье, Капанадзе поначалу подумала, что он шутит.

— У него было такое чувство юмора...

Затем она заметила, что его бейсбольная шапочка, которую он носил, съехала набок.

— Я закричала, — вспоминает она.

Они остановились в первом же городе, Мцхете, но там не было электричества — обычная проблема в стране, не располагающей финансами для приобретения топлива, — и в больнице им не смогли оказать помощь. К тому времени, когда они прибыли в больницу, Вудрофф, сорокапятилетний отец троих детей, был мертв.

Пуля проникла в джип советского производства с двумя дверями, скользнув по металлической полоске между крышей и верхним краем заднего стекла, не разбив его. Пуля попала цэрэушнику в лоб над правым глазом, потому что он повернулся назад, чтобы посмотреть, когда автомашина оставила позади себя человека с автоматом.

— Это дело закрыто, — сказал судья Джимал Леонидзе.

Затем, как сказано в газете «Нью-Йорк тайме», он пожал плечами, широко развел руки и произнес:

— Но не может быть полной уверенности. Сначала уже знакомый нам солдат по фамилии Шармаидзе признался, что стрелял потому, что не знал, кто находится в частной машине, на которой не было правительственных номеров. Однако во время судебного процесса он взял назад свое признание, заявив, что его вынудили сделать это.

Темная история, особенно если учесть, что незадолго до убийства Вудроффа в Тбилиси побывал Олдрич Эймс.

Не менее темна история и с разоблачением этого крупного сотрудника ЦРУ.

Кто выдал Эймса?

Несмотря на утверждения ФБР и ЦРУ о том, что разоблачить Эймса удалось самим американским спецслужбам, без помощи со стороны, западная пресса писала, что к его провалу привела утечка информации от двойного агента в Москве.

Для безопасности Эймса предпринимались экстраординарные меры, сообщил американской газете «Лос-Анджелес тайме» бывший заместитель резидента советской разведки в Вашингтоне Виктор Черкашин. Он непосредственно «разрабатывал» этого бывшего высокопоставленного сотрудника ЦРУ.

Как только стало известно, что Эймс имеет информацию о двойных агентах, работавших внутри Советского Союза, Черкашин, минуя своего прямого начальника Дмитрия Якушкина — резидента в Вашингтоне, — немедленно отправился в Москву на прием к Крючкову. Этот шаг, по мнению Черкашина, помог Эймсу избежать быстрого разоблачения, когда на сторону американцев перешел Владимир Юрченко.

Кстати, допросы Юрченко проводил именно Эймс, который передавал отчеты о них Черкашину. Тот дает понять, подчеркивает «Лос-Анджелес тайме», что, доложи он о вербовке Эймса по обычным каналам, весьма вероятно, его карьере пришел бы конец, ведь часть этой информации могла дойти до Юрченко и привести к аресту Эймса.

Тем не менее быстрое разоблачение в Москве ряда американских агентов не могло не вызвать подозрений в ЦРУ. Эти скоропалительные аресты, считает бывший заместитель резидента в Вашингтоне, и стали одной из причин разоблачения Эймса. Столь быстрые действия, отмечает Черкашин, явились следствием борьбы внутри КГБ, воплотившейся в противостоянии Крючкова и ряда его оппонентов. Проведя быстрые аресты двойных агентов, отмечает Черкашин, Крючков «показал Политбюро, что он умеет действовать решительно, что он может «очистить дом». Ему было безразлично, что случится с Эймсом, или со мной, или с кем-нибудь еще, за исключением самого Крючкова».

Кстати, Черкашин до настоящего времени не верит в то, что Юрченко был выкраден американскими спецслужбами в Риме. Однако это недоверие не помешало Черкашину использовать Юрченко в своих целях. Оказывается, Эймс среди имен тех, кто работал на американцев, назвал и Валерия Мартынова, одного из подчиненных Черкашина в Вашингтоне. Черкашин знал:

любая малообоснованная попытка отправить Мартынова в Москву приведет к тому, что тот, догадавшись о разоблачении, не покинет территорию США. Именно поэтому Черкашин назначил Мартынова сопровождать Юрченко — это задание не вызвало и тени подозрения у Мартынова. Он прибыл в Москву, где и был арестован.

Что же привело к разоблачению Эймса? По мнению Черкашина, дело не обошлось без внедренного американскими спецслужбами агента в систему бывшего КГБ.

— У меня нет сомнений в том, что у ЦРУ появился

кто-то, кто смог рассказать им об Эймсе, — утверждает Черкашин. — Если бы они его вычислили в 1987—1988 годах, я мог бы поверить, что ФБР и ЦРУ сами смогли до этого докопаться. Но этого не могло случиться в 1993 или 1994 году, когда больше никто уже не погибал.

«Лос-Анджелес тайме» рассказала об истории Сергея Папушина, бывшего майора КГБ, запросившего политического убежища в США. В августе 1990 года Папу-шин, уволившийся из КГБ и занявшийся бизнесом, в ходе одной из своих деловых поездок решил пойти на сотрудничество с американскими спецслужбами. Однако ЦРУ постепенно теряло к нему интерес. Тогда-то Папушин и передал американцам чрезвычайно важное сообщение о том, что кто-то из московской резидентуры ЦРУ был завербован КГБ. Примечательно, что всего лишь через несколько часов после того, как это сообщение достигло верхов Лэнгли, сам Папушин скончался при весьма загадочных обстоятельствах.

По мнению экспертов, Папушин не мог ничего знать об Эймсе, тем более что Эймс никогда не работал в Москве. Однако до Папушина могли доходить слухи, из которых он сделал собственные выводы, оказавшиеся близкими к реальному положению вещей. Как бы там ни было, история холодной войны хранит еще немало секретов и тайн.

Холодной войны нет, но горячие схватки спецслужб продолжаются?