Введение в общую теорию политики

Учебное пособие для филоматов.


Мировые политические идеологии: Понятие, структура и функции

1. Место политических идеологий в жизни общества

2. Структура и функции политических идеологий

3. Идеология и миф, идеология и утопия

4. Классификация современных идеологических течений

1. Место политических идеологий в жизни общества

В современном мире не утихают дебаты о роли и значении идеологии в жизни общества. Одни склонны взваливать на нее ответственность за все беды, обрушившиеся на человечество в ХХ в. Другие ищут оптимальную научную идеологию, вооружившись которой можно воздвигнуть храм всеобщего счастья и справедливости на этой грешной земле. Какую бы точку зрения мы ни разделяли, не вызывает сомнения то, что идеологический фактор играет важную роль в жизни современной цивилизации.

Однако так было не всегда. Политическая идеология как компонент политического сознания появилась на относительно позднем этапе развития человечества. Ее возникновение связано с превращением политики в род самостоятельной, массовой деятельности, с разложением синкретического общественного сознания, в рамках которого политические элементы еще не выступали в самостоятельной форме и были тесно переплетены с религиозными, нравственными, правовыми и другими элементами общественного сознания. Эти процессы были обусловлены возникновением капитализма и сопутствующих ему форм правового государства и демократии, постепенной политизацией масс.

Интересно отметить, что еще на ранних стадиях развития капитализма рядовые граждане в массе своей не проявляли интереса к политике, связывая надежды на решение насущных жизненных проблем, главным образом, с действием механизмов свободного рынка, или как тогда говорили с «невидимой рукой». В США, например, в течение 30 лет после революции почти никто не утруждал себя голосованием на выборах (часто в них участвовало менее 2% граждан), а национальная конституция интересовала лишь небольшое число торговцев и юристов.

Политическое сознание. С момента своего возникновения политическое сознание становится важным моментом процесса политического властвования. Его можно определить как «рефлексию по поводу политики – осознание различными социальными общностями – классами, стратами, нациями, этническими группами и т.д. – политики и своего отношения к ней».

В рамках политического сознания, на основе выполняемых функций или уровня отражения политической реальности выделяют следующие структурные элементы: политическую идеологию и политическую психологию, научное и обыденное политическое сознание, теоретическое и эмпирическое политическое сознание, индивидуальное, групповое и массовое политическое сознание.

Идеология является продуктом целенаправленной специализированной деятельности теоретиков (выполняющих социальный заказ). В этом смысле она противостоит массовому политическому сознанию, складывающему и функционирующему в основном стихийно, в процессе повседневной социально-политической практики населения. Однако это обстоятельство не отгораживает китайской стеной идеологию от массового сознания. Напротив, идеология выступает в качестве фактора, формирующего массовое сознание. Авангарды социальных групп стремятся к максимальному внедрению соответствующих идей не только в сознание собственных классов, но и всего населения в целом. Правда, при этом нужно учитывать, что степень идеологической манипуляции поведением масс не одинакова в различных политических системах. В демократической системе, основанной на открытой конкуренции и, поэтому очень чуткой к обратной реакции объекта манипулирования, степень управления сознанием, внедрения в него «рациональных» структур ограничена. Манипулятор, желающий получить соответствующую обратную реакцию, вынужден считаться с реальным сознанием массового субъекта политического процесса. Наоборот, в условиях тоталитаризма, когда устраняется всякая политическая конкуренция, обрываются обратные связи, идеологическая манипуляция массовым сознанием не представляет большого труда. (Гитлеровская Германия, Сталинский СССР, Хомейнистский Иран и др.) Это обстоятельство объясняет серьезные трудности, с которыми сталкиваются посттоталитарные страны в процессе трансформации массового сознания.

Таким образом, политическая идеология является важным элементом политического сознания общества. Она избирательно интегрируется в процессе политической практики в массовое политическое сознание в форме убеждений, выступает по отношению к массовому сознанию его теоретическим субстратом.

Политическая идеология – это система социально-политических идей, представляющих теоретически оформленное выражение самосознания определенных социальных групп общества.

Сам этот термин, а также названия многих идеологических течений зародились более 200 лет назад, во время, когда Европа переживала бурный период социальных потрясений, нашедший свою кульминацию в Великой французской революции конца XVIII в. Идеология появилась на свет, как отражение оптимизма философии Просвещения: широко распространенных убеждений, что общество может быть рационально перестроено, освобождено от угнетения и предрассудков по средствам применения научных знаний. Такие знания отождествлялись с идеологией. Для французского философа Антуана Дестюта де Траси (1754 – 1836), который изобрел термин идеология, а в 1801 – 1815 гг. выпустил в свет четырехтомный труд «Элементы идеологии», данное понятие обозначало науку об идеях: энциклопедическую и авторитетную форму знания. Де Траси намеревался такое знание, очищенное от предрассудков и суеверий старого режима, положить в основу цивилизации пост-революционной Франции и покоренной наполеоновскими армиями Европы. Идеология должна была выступать средством просвещения политики, воспитания гражданских добродетелей, от которых, в конечном счете, зависит политическая стабильность общества. В своем первоначальном значении идеология, таким образом, выступала как превосходящая другие, социально полезная форма знания.

Де Траси понимал под идеологией также знания, очищенные от всяких интересов тех или иных социальных сил, полезные для всего общества в целом. Эта трактовка идеологии несет на себе отпечаток веры философов-просветителей в способность разума преобразовывать общество на благо всех его членов.

Однако очень скоро данный термин приобрел противоположное, уничижительное значение. Идеология стала связываться с оторванной от реальной действительностью игрой мысли, с утопическим прожектерством. Во многом в этом был повинен Наполеон, бывший в течение ряда лет властителем дум европейской образованной публики. Он резко высмеял первых идеологов, назвав их непрактичными мечтателями и опасными авантюристами. Наполеона, в известном смысле, можно назвать предшественником сторонников концепции «конца идеологий», которые в 50-е – 60-е годы ХХ в. отстаивали прагматизм в политике, боролись с доктринерством. Идеология, таким образом, через несколько лет после своего рождения утратила репутацию позитивной концепции. Она приобрела значение частичного и искаженного знания о социуме, которое может быть исправлено только политическим реализмом.

Огромную роль в развенчании идеологии сыграл Карл Маркс. Разделенное на классы общество, согласно Марксу, не может основываться на беспартийном знании, отвечающем интересам всего общества. Напротив, идеи базируются на антагонистической практике, которая делает общество ареной столкновения непримиримых интересов. Идеологические течения, поэтому являются всегда узко партийными; они отражают особые интересы и настроения враждебных социальных классов. Кроме того, идеи не только вырастают из антагонистической социальной практики; они также помогают воспроизводить ее. Идеология подчинена интересам правящих групп; ее важнейшая функция заключается в отстаивании существующего способа производства с его отношениями господства и подчинения.

Маркс и Энгельс, как известно, не называли созданное ими учение идеологией. Чаще они прибегали к терминам «мировоззрение», «миросозерцание». Понятие «идеология» использовалась основоположниками марксизма преимущественно для обозначения ложного сознания, извращенного отражения объективной действительности.

Однако в ХХ веке сам марксизм был объявлен идеологией, хотя и идеологией иного типа, нежели буржуазная, а именно идеологией научной и отражающей интересы самого передового класса – пролетариата. Приоритет в изобретении термина «научная» идеология принадлежит Ленину, который в одной из своих ранних работ («Что делать?») писал: «Социализм, будучи идеологией классовой борьбы пролетариата, подчиняется общим условиям возникновения, развития и упрочения идеологии, то есть он основывается на всем материале человеческого знания, предполагает высокое развитие науки, требует научной работы и т.д. и т.п.» .

Таким образом, от отрицания идеологии как ложного сознания марксизм в ХХ в. вернулся к идеям де Траси об особой идеологии как истинном знании, способном преобразовать мир. Реализуя на практике эту концепцию, коммунистические партии поставили идеологию во главу угла. Идеология нового правящего класса – номенклатуры – стала демиургом, секуляризированной религией, доминирующей и над экономикой, и над политикой, и над здравым смыслом.

Эдуард Бернштейн еще в начале XX века доказал невозможность существования «научного социализма». Во-первых, новейший социализм является результатом классовой борьбы пролетариата и буржуазии. Классовая борьба – это борьба интересов. Поэтому главным здесь является защита интересов класса, партии, но не принципов познания. Во-вторых, рассматривая в качестве цели социалистического движения идеальный общественный строй будущего общества и подчиняя этой цели свои действия сегодня, социал-демократия превращает социализм до известной степени в утопию. В социалистическом учении всегда присутствует элемент спекуляции, утопизма, известная доля научно не доказанного или даже недоказуемого. В-третьих, социализм как революционное движение не может не быть тенденциозен в отличие от науки.

Однако, как уже было сказано выше, развивалась и противоположная традиция. Период острой идеологической борьбы на Западе в первые послевоенные годы и особенно в 50-е – первую половину 60-х годов сменился относительным затишьем. Идеологические конфликты основных политических партий трансформировались в разногласия относительно мер эффективного административного управления при согласии в вопросе о принципах социально-экономического устройства. Некоторые политические философы и социологи в США и других странах Запада (Д. Белл, С.Липсет, Р.Арон и др.) поспешили провозгласить «конец идеологии». Идеологии, согласно этим авторам, изжили себя в развитых индустриальных обществах Запада. Острые идеологические конфликты являются признаком незрелости общества и оказывают пагубное воздействие на политику. Фашизм и коммунизм, расцвет которых пришелся на довоенный период и был связан с экономическим кризисом и безработицей, являются проявлениями идеологического фанатизма.

Однако темные времена навсегда канули в лету. Регулируемая капиталистическая экономика в состоянии обеспечить постоянный рост и полную занятость. Поэтому на Западе наступила эра политической стабильности и заката идеологий. Политический экстремизм вытесняется умеренными и толерантными умонастроениями; идеологическая конфронтация уступает место прагматичным компромиссам; борьба вокруг противостоящих друг другу идеалов сменяется дебатами в рамках согласованных принципов и ценностей.

По мнению С. Липсета, решающую роль в закате идеологий в развитых странах сыграл структурный фактор. «Интенсивная идеологизация общества, острые конфликты в политике имеют место тогда, когда новые нарождающиеся классы или страты добиваются политических, социальных, экономических прав, борются за утверждение своего статуса в обществе. Идеологизация неизбежно сходит на нет, когда эти социальные группы добиваются своих целей, становятся полноправными гражданами». После второй мировой войны это произошло с «левыми» политическими силами. Рабочий класс из революционного превратился в благонамеренную и благонадежную социальную группу капиталистического общества. Это содействовало превращению «левых» и в первую очередь социал-демократических партий в умеренные и системные.

Однако в самый разгар оживленных обсуждений концепции «конца идеологии» она столкнулась с резко противоречащими ей процессами действительности.

В конце 60-х годов консенсусу идеологий был брошен вызов со стороны движения молодежного протеста. «Новые левые», движение за сексуальные свободы, неонационализм, белый и черный расизм, – каждое из этих течений разрушало хрупкое здание идеологического консенсуса. В 70-е годы дала сбой кейнсианская модель государственного регулирования экономики. Столкнувшись с новыми проблемами (технологической перестройкой на основе нового витка НТР, интернационализацией экономики, обострением финансовых, энергетических, сырьевых и экологических проблем), экономика большинства стран Запада вступила в полосу трудностей (сочетание структурного и цикли-ческого кризисов), из которого она смогла выйти только в начале 80-х годов.

Экономический кризис усугубил социальную напряженность, которая трансформировалась в столкновения на политической арене. Различные политические силы предлагали противоположные альтернативы потерпевшей банкротство экономической и социальной политике. Предположение о наступлении эры конца идеологий не подтвердилось.

Во второй половине 70-х годов тенденции к «деидеологизации» сменились «реидеологизацией», то есть сознательным курсом на возрождение идеологий в жизни западного общества. Во главе «реидеологизации» выступил неоконсерватизм, призвавший к преодолению духовного вакуума, созданию жизнеспособных и популярных концепций капитализма. Другими словами, была поставлена задача дать адекватное интеллектуальное обоснование хорошо работающему, с точки зрения неоконсерваторов, на практике общественному строю. «Сила бизнеса и его интеллектуальных специалистов заключается в сосредоточении на решении практических вопросов и оборачивается основательной слабостью в области теории и идеологии. Успешная на практике система может восприниматься в символах и идеологии как худшая», -- подчеркивает М.Новак, профессор Сиракузского университета в США.

Попытка сплотить вокруг нового «идейного знамени» всех сторонников капитализма не означает, что с «деидеологизацией» навсегда покончено. Однако тенденции ее, особенно в первой половине 80-х годов, были значительно приглушены. Они усилились в конце 80-х – начале 90-х годов. Успехи неоконсервативной экономической политики, крах марксистского социализма в Восточной Европе и СССР содействовали «деиделогизации» в ее новом варианте: утверждении о глобальной победы западных либеральных ценностей. Эта точка зрения наиболее ярко выражена в книге Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории».

«Под концом истории я понимаю завершение идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как окончательной формы правления», -- подчеркивает Фукуяма. Либерализм пока что победил только в сфере сознания (у него нет альтернатив в этой области). В реальном, материальном мире до победы еще далеко. Но сознание – это причина, а не следствие. Победа либерализма в сфере сознания связывается Фукуямой с торжеством, одержанным им над фашизмом и коммунизмом, двумя идеологиями, бросившими самый серьезный вызов либеральным ценностям в ХХ в. Фашизм потерпел сокрушительное поражение во второй мировой войне и в настоящее время экспансионистский ультранационализм, обещающий бесконечные конфликты мало привлекателен. Коммунизм рухнул из-за того, что классовый вопрос отошел на Западе на второй план. Универсальная культура потребления – символ и фундамент общечеловеческого государства утвердились практически во всем мире от Японии и Южной Кореи до России. Конец истории печален, утверждает Фукуяма. Вместо идеализма наступает экономический расчет, бесконечные технологические проблемы, забота об экологии и удовлетворении изощренных запросов потребителя. «В пост-исторический период нет места ни искусству ни философии. Есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории».

На наш взгляд, Фукуяма явно преувеличивает, когда говорит о победе либерализма в сфере сознания в глобальном масштабе. Эта идеология сталкивается сегодня с вызовами религиозного фундаментализма и национализма. Существуют возможности для возникновения новых идеологических течений постиндустриального общества, на основе экологизма. Актуальными остаются и угрозы, связанные с культурными противоречиями цивилизаций, которые вышли на первый план, после краха коммунистической системы (см.: С. Хантингтон «Схватка цивилизаций»). Однако дело даже не в этом. Дело в том, что закат идеологий в современном мире невозможен из-за того, что они продолжают выполнять очень важные психологические функции.

Фрейд, например, утверждал, что идеологии, являясь продуктом разума, призваны защищать личность. Они представляют собой формы персональной рациона-лизации. Эриксон в книге о Лютере выдвинул гипотезу, в соответствии с которой, потребность в идеологии возникает на определенной стадии психологического развития личности. Он назвал ее стадией поиска идентичности. Для нее характерно то, что приобщается к определенным социальным ролям. Поэтому именно молодежь, а также некоторые другие группы, озабоченные своим положением в обществе, особенно подвержены идеологическому воздействию.

Близкой к данной точке зрения является социологическая интерпретация роли идеологии. Она заключается в предоставлении людям определенного набора убеждений и объяснений сложной социальной ситуации. Сложность и противоречивость – неизбежный атрибут современного общества. Каждый человек неоднократно сталкивается с трудностями, ситуацией, когда нужно делать важный выбор, противоречивостью и запутанностью решаемых проблем. Идеология облегчает своим приверженцам жизнь, приводит к снятию напряженности, предлагая определенные модели решения проблем (архаичные, прогрессивные и др.) Важную роль играет и тот факт, что идеология обеспечивает своих приверженцев символами врагов – евреи, красные, демократы, националисты и т.п. и помогает адаптироваться к трудностям жизни.

Идеология дает также человеку надежду обретения контроля над своей судьбой, что не могут обещать ему ни политическая философия, ни религия.

2. Структура и функции политических идеологий

Итак, идеологии играют существенную роль в современном обществе и, наверное, сохранят свое значение в обозримом будущем.

Но что представляет собой политическая идеология как сложный духовный феномен? Различные философские школы дают разные ответы на этот вопрос.

Марксизм рассматривает идеологию прежде всего в социальном аспекте. Он утверждает, что социальная сущность политической идеологии состоит в том, что она в обобщенной систематизированной форме, в совокупности политических идей, взглядов, теорий, концепций отражает общественной бытие людей с позиций определенных классов.

Структурно-компонентный анализ политической идеологии позволяет установить, что приоритетное место в этой сложной системе занимают:

- общественные учения и теории – прежде всего, политические и правовые. Благодаря им идеология служит целям социально-политической и мировоззренческой ориентации определенных общественных групп.

- Важным структурным компонентом являются ценности и нормы, придающие идеологическим установкам нормативный характер. Это обусловлено тем, что политическая идеология имеет дело не только с описанием и истолкованием социальной действительности, с ее объяснением, но также с оценкой политической действительности, с отношением к ней определенных классов и групп.

- Третьим структурным компонентом, играющим важную роль в системе идеологии, являются идеалы, проекты и программы политического действия, в которых выражается ориентированность данной идеологической системы на будущее. Например, коммунистический идеал в марксизме-ленинизме или американская мечта в американском либерализме, глубоко укорененная в массовое сознание вера в возможность каждому выбиться в люди в Новом Свете (в США) при условии, что человек готов действовать с максимальной энергией, риском и предприимчивостью.

Чтобы возникло целостное представление о политической идеологии, структурно-компонентный анализ должен быть дополнен структурно-функциональным анализом. Этот анализ позволяет, в частности, установить, что содержание и структура политической идеологии неразрывно связаны с функциями, осуществляемыми ею в обществе.

К числу таких функций можно отнести:

- Во-первых, интегративную. Ее роль определяется тем, что никакое политическое движение невозможно без интегрирующего и объединяющего влияния той или иной идеологии.

- Во-вторых, прогностическую функцию. Воздействуя на сознание и чувства людей, идеология предлагает определенную проекцию в будущее. Питер Бергер, американский политический философ, сравнивает идеологию с религией. Если религия обещает блаженство в загробном мире, то идеология вынуждена давать щедрые обещания в посюсторонней жизни. Это одновременно и сила и слабость идеологии. Сила, когда эти обещания раздает оппозиционное идейно-политическое течение. Слабость, когда это делает течение, обладающее властью, особенно монопольной. Ведь рано или поздно приходится платить по векселям.

- В-третьих, идеология выполняет теоретическую функцию, то есть содержит теоретически обоснованные концепции, объясняющие пути развития общества и роль в этом определенных социальных групп.

В связи с анализом данной функции мы сталкиваемся со сложной проблемой взаимоотношения между политической наукой и идеологией. С одной стороны, между научными и идеологическими структурами есть существенные различия по форме, содержанию и функциям. Научное политическое знание – это объективно истинная и общезначимая информация о закономерностях политических явлений. С другой стороны, политические научные теории используются, подвергаются ангажименту со стороны различных идеологий. В этом смысле свободных от идеологии политических учений в современном мире не существует.

- В-четвертых, политическая идеология выполняет функцию социализации. Эта функция связана с целенаправленным, систематизированным и последовательным внесением идеологических установок в сознание масс. Целью является воспроизводство определенной политической культуры, политических убеждений, политических позиций.

- В-пятых, с функцией политической социализации тесно связана мобилизаци-онная функция, то есть способность перестраивать ценностные ориентации человека, внушать ему ту или иную направленность мыслей, чувств, мобилизовать на свершение определенных действий.

Идеология, по мнению американского социолога Дэниэла Белла, превращает идеи в социальные рычаги. Они способны побудить людей к действиям, часто совершенно не связанных с корыстными мотивами. Влияние идеологий в первую очередь эмоциональное и лишь затем интеллектуальное.

Необходимо вести речь не о истинности или ложности тех или иных идеологий, а о социальной ситуации и о способности в данной ситуации гальванизировать активность людей во имя достижения декларированных идеологиями целей. Белл считает наиболее важной латентной функцией идеологии «выпуск эмоций», точнее создание определенного эмоционального настроя, путем воздействия на чувства людей. В некотором смысле он повторяет известный тезис Сореля о важности мифов, как интеграторов определенных социальных общностей. Синдикалистский миф о всеобщей забастовке, например, служил объединению деморализованного многочисленными поражениями рабочего класса.

В-шестых, идеология выполняет важные социально-психологические функции, о которых речь шла выше.

Для реализации в жизнь перечисленных функций политическая идеология должна опираться на мощную систему средств и методов идеологического воздействия, производства и распространения идейно-политических концепций.

Усиление влияния неоконсервативной идеологии в США во второй половине 70-х – 80-е годы было бы невозможно без хорошо налаженной работы щедро финансируемых бизнесом исследовательских организаций, так называемых мозговых трестов (think tanks), таких как Heritage Foundation, Американский предпринимательский институт (самое богатое исследовательское учреждение в Америке), Институт современных исследований в Сан-Франциско и др. Неоконсервативные идеи широко пропагандировались средствами массовой информации, причем не только консервативного направления. Неоконсерваторы смогли укрепить свои позиции в университетах, в том числе в таких престижных, как Гарвардский, Беркли, Чикагский, Стэндфордский, Массачусетский технологический институт. Другими словами, была заблаговременно создана своеобразная инфраструктура, способствовавшая быстрому и эффективному распространению неоконсерватизма в США, когда в этой стране сложились благоприятные условия для данной идеологии.

3. Идеология и миф, идеология и утопия

Для формирования более четкого представления о политической идеологии мы должны сравнить ее с близкими по значению духовными явлениями и, прежде всего, с мифом и утопией.

По мнению П.Бергера, идеологии – это секуляризированные религии, выражающие фундаментальные мифы современной технологической, массовой цивилизации. Он признает, что за идеологическими движениями стоят реальные интересы. Но, считает Бергер, поведение людей мотивировано не только интересами, а равным образом и идеями, убеждениями, ценностями. Различные идеологические позиции можно связать с определенными глубинными импульсами, которые лежат в их основе, а это означает, что они могут быть низведены до уровня мифов. «Миф», по Бергеру, -- это глубоко укорененный набор убеждений, который вдохновляет людей на социальные или политические действия. Он имеет сильный эмоциональный и религиозный компонент. В конечном счете, мифы пытаются найти ответы на вечные вопросы человечества: для чего человек живет в этом мире, как добиться спасения и т.д.

Бергер считает, что сведение идеологий до уровня мифов не означает. Что не учитываются интеллектуальные претензии идеологий. Однако большинство людей в мире не интересуется интеллектуальными вопросами. Поэтому хорошо теоретически разработанные идеологии могут действовать менее успешно, нежели те, которые больше обещают. При этом Бергер ссылается на опыт коммунистической идеологии. Центральным мифом, отношение к которому определяет большинство современных идеологий, является миф прогресса, считает Бергер.

Несмотря на внешнюю привлекательность данной концепции, сведение идеологии к мифам является некорректным.

Во-первых, миф – это порождение массового коллективного творчества, в то время как идеология – продукт творчества теоретиков, выполняющих социальный заказ. В мифе находит проявление массовое сознание, в идеологии – сознание групповое или индивидуальное.

Во-вторых, миф иррационален, идеология – продукт рациональной деятельности. И современному мифу присущи такие характерные для первобытного мифа черты, как эмоциональная окрашенность мировосприятия, отсутствие четких границ между естественным и сверхъестественным, между прошлым, настоящим и будущим, между индивидуальным и коллективным.

В-третьих, миф лишен критического измерения; он фиксирует конформистское отношение человека к обществу. Идеология же может быть как апологетикой, так и бунтом, ересью по отношению к действительности.

Различия мифа и идеологии не должны абсолютизироваться. Мифы часто являются одним из источников идеологии, элементы мифосознания – культ героя, мессианство, эсхатология – достаточно часто присутствуют в идеологиях, обслуживающих авторитарные и тоталитарные режимы. Они были характерны, например, для идеологии сталинизма. На протяжении десятилетий в СССР культивировалась своеобразная светская религия со своими богами и героями, творившими чуть ли не геракловы подвиги, своими святыми и демонами, своей литургией и эсхатологией. «Культ личности, -- как пишет Баталов, -- был в сущности культом мифического творца мира. Он предполагал совершение всеми гражданами необходимых символических актов, от поклонов до коленопреклонений до молитв и жертвоприношений».

Гораздо больше общего у идеологии и утопии. С одной стороны, идеология может быть насыщена утопическими элементами, с другой – утопия может выполнять идеологические функции, а именно служить механизмом защиты данной социальной общности в идейном противоборстве с другими общностями, определять основные направления ее деятельности, сплачивать вокруг какого-либо проекта, лозунга и т.п. По мнению многих исследователей, утопия и идеология относятся друг к другу как вид к роду. Утопия — вид идеологии, идеологическая защита – функция утопии независимо от того, осознается это утопистами или нет.

Однако подобная интерпретация взаимосвязи идеологии и утопии находится в противоречии с точкой зрения известного немецкого социолога Карла Мангейма, автора работы «Идеология и утопия» (1929).

По мнению Мангейма, утопичным является только то сознание, которое не только трансцендентно по отношению к бытию, но и взрывает его. Здесь лежит главный водораздел идеологии и утопии. В ходе исторического развития люди значительно чаще ориентировались на трансцендентные бытию, чем на имманентные ему факторы (любовь к ближнему в христианстве в условиях феодального крепостничества; равенство при казарменном социализме). Идеологическое сознание выходящее за пределы бытия, но не враждебное ему позволяет приспособиться к этому несоответствию идеала и реальности. Это происходит тремя основными путями:

-- субъект искренно не способен увидеть несоответствие между своими представлениями и действительностью;

-- субъект добросовестно заблуждается (лицемерит либо идет на самообман);

-- у субъекта вырабатывается чисто идеологическая установка на сознательный обман других и сознательное притворство.

Идеологиями Мангейм называет те трансцендентные бытию представления, которые de facto никогда не достигают реализации своего содержания, как, например, любовь к ближнему при крепостничестве.

Утопии также трансцендентны бытию; однако, они не являются идеологиями, т.е. не являются ими в той степени и постольку, поскольку своим противодействием им удается преобразовать существующую историческую действительность, приблизив ее к своим представлениям.

Развивая некоторые идеи анархиста Ландауэра, Мангейм разработал концепцию исторического процесса, который является лишь постоянно возобновляемым вытеснением «топии» (социального порядка), возникающей внутри нее утопией. Путь истории проходит, таким образом, от одной «топии» через утопию к другой «топии».

Мангейм выделил следующие исторические типы утопий, последовательно сменявших друг друга и трансформировавшихся в идеологии: хилиазм анабаптистов (вера в 1000 летнее царство Божие на земле), либерально-гуманистическую идею, консервативную идею, социалистическо-коммунистическую идею. Каждая из этих утопий опиралась в своем развитии на определенные социальные силы, восходящие социальные классы, за исключением консерватизма. Зрелая стадия общественного развития всегда связана с интеграцией большинства социальных аутсайдеров в систему, терпимостью к многообразию точек зрения на мир, смягчению социальной напряженности. В конечном итоге это должно привести к вытеснению утопий и утопического сознания, наступлению стадии «прозаичности». Впрочем, Мангейм не настаивает на гипотезе «конца истории». Он видит возможности выдвижения новых утопий социальными аутсайдерами и интеллектуалами, узкой, замкнутой в себе духовной прослойкой, отвергающей конформизм и склонной или к протесту или к уходу от реальности в романтическое прошлое или чистый утопизм теорий.

4. Классификация современных идеологических течений

В современном мире существует множество идейно-политических течений, идеологий. Классифицировать их можно, опираясь на различные критерии.

Марксизм при классификации идеологий исходит, прежде всего, из классового критерия. Внеклассовой или надклассовой идеологии в классовом обществе быть не может. Это, однако, не означает, что все многообразие идейно-политических доктрин должно быть сведено к конфронтации буржуазного и пролетарского мировоззрений. Существуют разнообразные идеологические течения, выражающие интересы различных отрядов буржуазии, промежуточных средних слоев, а также различных отрядов в рабочем движении. Это должно учитываться при классификации идеологий.

П. Бергер предлагает избрать в качестве критерия классификации современных идеологий их отношение к социальному прогрессу – центральному мифу человеческой цивилизации. Одну группу составляют идеологии, которые предлагают решение проблем человечества в рамках «мифа о прогрессе»; другую – идеологии контр-модернистские, отвергающие идею прогресса, например, консерватизм; наконец, третью – те идейно-политические течения, для которых характерен синтез модернизма и контр-модернизма (неоконсерватизм).

Еще одним критерием классификации может быть отношение идеологии к социальным изменениям вообще. В таком случае мы должны выделять:

- охранительные, или консервативные, идейно-политические течения, склонные охранять, беречь уже существующее, привычное;

- идеологии, стремящиеся к радикальным общественным преобразованиям, будь то прогрессивным или реакционным;

- течения, которые сочетают обе тенденции, то есть стремятся к обновлению общества через приспособление его к новым условиям и потребностям жизни (обновление через реформы), сохраняя при этом фундаментальные ценности.

Интересно, что в таком случае наибольшие различия будут наблюдаться не между крайними радикалами, стремящимися к тотальному обновлению общества или к полной реставрации старого, а между умеренными идейно-политическими течениям и радикальными. Например, между умеренным консерватизмом и либерализмом с одной стороны и коммунизмом и национал-социализмом с другой.

Известный советский историк-диссидент Андрей Амальрик, автор нашумевшей книги «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» в середине 70-х годов опубликовал в одном из западных изданий статью «Идеология в советском обществе». Несмотря на 20-летний временной отрезок, статья эта не устарела и дает возможность составить представление об особенностях зарождения и развития идеологического плюрализма в постсоветском обществе, которое мы наблюдаем в настоящее время.

Политическая теория утверждает, что в условиях тоталитарного режима может существовать только одна идеология, прикрывающая господство нового правящего класса. В Италии 20-30-х годов такой идеологией был фашизм, в Германии – национал-социализм, в СССР – марксизм-ленинизм. Однако уже в 50-е годы стал ощущаться процесс постепенного размывания тоталитарной твердыни. Причем, прежде всего он шел в духовной сфере. И в этом не было ничего необыкновенного, поскольку всякой политической революции предшествует революция духовная. Духовной революции, которая началась в СССР в годы перестройки, предшествовал так называемый утробный период ее созревания. Он включал в себя следующие процессы:

1) Возрождение не связанных или слабо связанных с марксизмом идеологий. Одна группа этих идеологий ориентировалась на Запад, на либеральные ценности, другая – на возрождение дореволюционных российских ценностей, а также национализма в республиках СССР.

2) Изменение официальной идеологии, превращение ее в камуфляж, прикрывающий прагматизм деидеологизированной части правящей элиты.

Чтобы нагляднее представить идеологическую ситуацию в посттоталитарном обществе, изобразим ее графически. Схема идеологий должна включать в себя три идеологических уровня:

1. суперидеологии, или социальные философии;

2. собственно идеологии, или политические доктрины;

3. суб-идеологии, или идеологии-чувства.

К числу суперидеологий можно отнести: социализм, национализм и либерализм. Эти суперидеологии не отделены одна от другой непроходимыми преградами и в какой-то степени могут переходить одна в другую. На схеме они образуют внешнюю окружность.

Среднюю окружность образуют собственно идеологии, не носящие столь универсального характера и имеющие специфическую окраску. В них можно наметить «правое» и «левое» крыло, через которое каждая из них связывается с соседними.

Начнем с ортодоксального социализма. Опираясь на марксистскую теорию, в которой выпячивается идея завоевания и удержания власти пролетариатом, классовая борьба, строительство социализма с опорой на собственные силы, эта группировка в посттоталитарных странах выступает за реставрацию «старого порядка» в полном объеме.

Следующая идеология, если идти по часовой стрелке - национал-социализм или национал-большевизм.

Этому течению характерно соединение марксистского мессианства с великодержавными идеями сильной империи. Его социальная опора – бывшая номенклатура и представители ВПК.

Следующая идеология, уже «неофициальная», - неославянофильство или «роман-тический консерватизм». Для нее характерна вера в исключительность России и в необходимость возвращения к старым русским, домарксистским и вообще дозападным традициям, к православию. В бывших республиках СССР аналогом этого направления являются местные национализмы. Правое крыло неославяно-фильства связано с национал-большевизмом, идеей шовинизма. Но национал-большевизму чужды гуманистические черты, чужд национализм с человеческим лицом, свойственные этой идеологии. Он может опираться на достаточно широкую социальную базу, полуинтеллигенцию города и деревни. Лучшие выразители этой идеологии – писатели (Солженицын, Распутин, Белов и др.)

Амальрик выделяет социально-этическую идеологию, пытающуюся сформулировать идеи социальной справедливости, основываясь не на экономическом детерминизме, а на неких нравственных постулатах. Эта идеология традиционна для России (народничество) и привлекает к себе значительные слои разочаровавшейся в марксизме интеллигенции. В пост-советских республиках эту нишу занимает очень влиятельное течение – национально-демократическая идеология.

Идея гуманизма, осознания ценности человеческой личности связывают левое крыло этой идеологии с либерально-демократической идеологией. Последняя сложилась под воздействием западного либерализма. Ее сторонники выступают за последовательную трансформацию советской системы в демократическое плюралистическое общество западного типа, с предоставлением значительной свободы частной инициативе. Социальную опору этой идеологии составляет значительная часть «среднего класса», все те, кто достаточно энергичен и образован, чтобы не только не потеряться в свободном обществе, но и добиться успеха.

Наконец, идеология либерального социализма или социальной демократии. Она предусматривает демократизацию общества при сохранении определенных фундаментальных ценностей социализма. Социальная опора данного течения в постсоветских странах – значительная часть воспитанного на марксизме среднего класса, в том числе, многие бывшие партийные функционеры и менеджеры государственных предприятий.

Либеральный социализм соединяется с ортодоксальным социализмом общностью конечных целей. Эта связь – нечто вроде узенькой трубочки между сообщающимися сосудами, по которой могут переливаться приверженцы этих идеологий в зависимости от развития событий. Таким образом, колесо идеологий замыкается.

Суб-идеологии или идеологии-чувства образуют внутреннюю окружность схемы. Охранительная идеология властей представляет собой более или менее идеологически оформленное чувство самосохранения. Связанное с комплексом неполноценности, оно весьма агрессивно. Оно эмоционально подпитывает и идеологически подпитывается прежде всего от ортодоксального социализма и национал-большевизма, но косвенно связано с либеральным социализмом и национализмом, как возможными путями отступления.

Эгалитаризм и национализм масс – это еще более чувство, чем идеология. Его можно назвать пассивно-взрывной формой массового сознания. Поскольку сквозь пассивное принятие действительности и желание просто «жить», она вдруг прорывается внезапными вспышками протеста (Новочеркасск 1962г). Эгалитаризм прямо связан с национализмом и национал-демократической идеологией и вместе с тем он испытывает косвенное влияние со стороны национал-большевизма (популярной в народе идеей сильной власти) и либерально-демократической идеологии, отвечающей стремлению народа к большей личной свободе и более высокому уровню жизни, примером которых является Запад.

Наконец, реформизм среднего класса. Ему свойственен конформистский подход к действительности, стремление к постепенным и мирным изменениям условий жизни в лучшую сторону. У реформизма среднего класса прямая связь с либерально-демократической идеологией и либеральным социализмом, а также косвенная с ортодоксальным социализмом и национал-демократией.

Существуют также своеобразные негативные связи между суб-идеологиями. Охранительную идеологию властей и эгалитаризм масс сближает общая оппозиция к интеллигенции, как к слою, чуждому народу и опасному для власти; эгалитаризм и реформизм сближает общая оппозиция к власти, от которой обе эти группы отчуждены. А реформизм среднего класса и охранительную идеологию властей сближает общая оппозиция к массам, в которых аппаратчики и средний класс видят угрозу своим привилегиям.

Предложенная схема конечно является условной и не отражает всего огромного многообразия идеологических тонов и оттенков. Но в целом позволяет анализировать тенденции зарождения и развития идейно-политических течений постсоветского общества. В стабильном обществе повышаются шансы «срединных идеологий»: ортодоксального социализма, национализма, либерально-демократической доктрины. В кризисные и переходные эпохи – идеологий, занимающих промежуточные позиции: национал-большевизма, национал-демократической доктрины, либерального социализма. Так и произошло в бывшем СССР. В годы перестройки на первый план вышел либеральный социализм, а после распада СССР – национал-демократическая идеология и национал-большевизм.

В обиход прочно вошло также разделение идеологий на «левые» и «правые». Обычно выделяют три критерия для такого разграничения:

Во-первых, в философском плане «правые» имеют большую склонность к традиционализму, то есть, стремятся жить по историческим и религиозным преданиям, по вере и обычаям отцов, в то время как «левые» отдают предпочтение «рациональному», стремятся построить общественный порядок чисто рационально, планомерно.

Во-вторых, в политическом аспекте «правые» выдвигают требование государственной опеки над общественной жизнью. В этом смысле «правый» значит «государственник», этатист, сторонник сильной власти. Напротив, «левый» – приверженец личной свободы, общественного самоопределения, либерализма.

В-третьих, в социальном плане «правые» отстаивают интересы высших, привилегированных, богатых классов, «левые» представляют низшие классы, стремящиеся освободиться от подчинения и занять равное или даже господствующее положение в обществе и государстве.

Существует определенная связь между этими тремя парами признаков. Так, рационализм, выступая против традиционной веры, требует свободы «критической мысли» (первый признак связан со вторым) и точно так же свобода в качестве общественного самоопределения требует всеобщности, то есть формального равноправия всех людей (второй признак соединяется с третьим). Этими связями определяется единство либерально или радикально-демократического мировоззрения с одной стороны и консервативно-аристократического – с другой.

Однако следует иметь в виду, что связи эти относительны и на протяжении новейшей истории они подвергались существенным изменениям. Если исторические условия с конца 18 века и в течение 19 века создавали ту противоположность, которую можно определить как борьбу между «левыми» и «правыми», то события 20 века способствовали размыванию цельности этих понятий. «Левые», получив государственную власть, как правило «правеют», а «правые», оттесненные в оппозицию, «левеют». Можно привести множество примеров, подтверждающих эту истину.

Далее, чистый рационализм, требуя свободы критической мысли и основанного на ней общественного действия, получив власть, зачастую ограничивает свободу традиционализма – религиозной веры и пользования традиционными порядками, обычаями, нравами (якобинство, коммунизм). Более того, рационализм, требуя свободу для себя, для устройства жизни по законам разума неизбежно имеет сильную тенденцию к государственному вмешательству во все сферы жизни общества, жесткой регламентации, подавлению свободы личности как чего-то иррационального, не вписывающегося в навязанную обществу «разумную» систему. Говоря словами Достоевского, «начав с провозглашения свободы, социалисты утвердили всеобщее рабство».

Еще более очевидна в начале 21-го века слабость связи между вторым и третьим признаком. Лишь в процессе борьбы угнетенные классы требуют для себя свободы, и идея свободы легко связывается с идеей равенства. По существу же, свобода и равенство скорее находятся в отношениях антагонизма, что не раз обнаруживалось в историческом опыте.

История свидетельствует, что как акцент на свободе в ущерб равенству (капитализм эпохи свободной конкуренции), так и пренебрежение свободой во имя равенства (казарменный социализм) ведут к катастрофическим последствиям. В первом случае растет поляризация общества и социальная напряженность, во втором общество лишается необходимых стимулов для саморазвития, наступает стагнация, чреватая социальными потрясениями. Выход заключается в оптимальном сочетании свободы и равенства, достигнутом в наиболее развитых государствах рыночной экономики.

Рассмотрим связь первого и третьего признаков. Рационализм и просветительство, стремление переделать жизнь по умозрительным проектам свойственны не низшим недостаточно образованным классам, а наоборот, слоям образованным и привилегированным. Народные массы для них – это материал для социального экспериментирования, какими бы демагогическими лозунгами они не маскировали это положение. Низшие классы гораздо в большей степени, нежели высшие, склонны к традиционным ценностям, часто служат опорой консервативных политических сил. Когда же в результате чрезвычайных обстоятельств народные массы поддерживают революционных рационалистов, то в этом союзе они выступают пассивной, подчиненной стороной, а не стороной, преследующей свои собственные, осознанные интересы. Как правило, результат такого политического союза – еще большее закабаление народа.

Изменения, происходящие в социальной структуре развитых государств, – усиление роли средних слоев, снижение доли рабочего класса, рост общественного и квалификационного уровня населения – создают благоприятные условия для преобладания центристской либерально-консервативной идеологии, не склонной ни к левому революционализму, ни к правому реакционному консерватизму. Напротив, в менее развитых странах с пирамидальной социальной структурой, сильной поляризацией общества выше шансы у крайних идейно-политических течений, будь то правого или левого спектра, конкурирующих между собой за влияние на народные массы. К ним можно отнести постсоветские страны. Таким образом, можно сделать вывод о размытости понятий «левый» и «правый» применительно к современным идеологическим течениям.