1. Идеология либерализма
2. Консерватизм и неоконсерватизм
3. Социализм
4. Национализм
1. Идеология либерализма
В политической традиции стран Запада возникновение либерализма связано со становлением и развитием обществ, основанных на свободной рыночной экономике, и совпадает по времени с эпохой великих буржуазных революций XVII-XIX вв. Создателями либерализма являются такие выдающиеся мыслители, как Дж. Локк, Ш-Л. Монтескье, Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон, А. Смит, И. Бентам, А. де Токвиль, Дж. Ст. Милль. Однако корни либеральных идей восходят к классической мысли (концепции стоиков).Термин “либерализм” (от латинского “libertas” – “свобода”) обозначает в истории идей два феномена:
(1) Признание государством и гарантирование им свобод личности, господство права, т.е. такая ситуация, в которой общественная сила не может осуществляться произвольно, а лишь в соответствии с законом, перед которым все равны (управление через законы, а не через людей).
(2) Вера в силу разума, способного регулировать весь уклад жизни, критическое отношение к догматическим верованиям.
Человек – это независимый субъект общественной жизни. Обладая разумом, он лучше, чем кто-либо другой, осознает свои интересы. Наилучшей формой самореализации воли отдельного индивида является предоставление ему как можно большей степени свободы для осуществления, основанных на “ratio” действий. Природа человека не является порочной и неизменной. Порочным людей делают неблагоприятные социальные обстоятельства, которые человек может изменить, опираясь на разум.
Философия классического либерализма базируется на связанных между собой идеях:
Во-первых, это философия естественных (натуральных) прав человека. В соответствии с ней, все люди без исключения от природы (независимо от их воли, воли коллектива или воли общества) обладают некоторыми фундаментальными правами: правом на жизнь, правом на свободу, правом на безопасность, правом на собственность, правом на стремление к счастью. Государство должно уважать эти права, не нарушать их, а также быть их гарантом, в случае посягательства на них со стороны кого бы то ни было. Права влекут за собой обязанности: не причинять ущерба своим действием или бездействием естественным правам других людей.
Во-вторых, концепция естественных прав человека вытекает из индивидуализма и “контрактуализма”. Она базируется на признании в качестве первоосновы общественного устройства личность, а не общество, которое отступает на задний план, в полной противоположности аристотелевому принципу первенства целого над частью. Благодаря этой воистину коперниковской революции в обществознании, совершенной в XVII в. Гоббсом и Локком, проблемы государства стали рассматриваться не сквозь призму власти суверена, а с точки зрения прав подданных, заключивших общественный договор с сувереном.
В-третьих, либерализм выступил с идеями ограничения как границ распространения власти государства, так и его функций. В первом случае речь идет о правовом государстве, во втором, о минимальном государстве. Хотя либерализм и выдвинул обе эти концепции, мы можем себе представить правовое не минимальное государство (современное социальное государство) и минимальное не правовое государство (гоббсовский Левиафан, современные автократии, проводящие либеральную экономическую политику). Несмотря на то, что в исторической ретроспективе оба эти движения (борьба с абсолютизмом за конституционные ограничения государственной власти и борьба против государственного вмешательства в сферу рыночной экономики) не всегда шли рука об руку, либерализм утверждал себя в противопоставлении абсолютистскому и максимальному государству.
Концепция правового государства восходит к классической доктрине “правления законов, а не людей”. Правовое государство требует: контроля со стороны законодательных органов власти над исполнительными (контроля парламента над правительством); в определенных ситуациях, контроля со стороны высших судебных органов власти над деятельностью парламента; автономии местных органов власти разного уровня; независимости судопроизводства от политической власти.
В-четвертых, конституционные механизмы должны служить гарантиями индивидуальной свободы. В первую очередь, речь идет о так называемой негативной свободе. Она предполагает наличие определенной сферы деятельности, находясь в которой, индивид не подлежит принуждению со стороны власть предержащих, к совершению поступков, противоречащих его собственной воле, а также не встречает внешних препятствий в осуществлении того, что он желает. С точки зрения индивида, а она и является позицией либерализма, государство в конечном итоге – это зло, а раз так, то должно минимально вмешиваться в сферу деятельности людей. Такое понимание свободы в доктрине либерализма вполне согласуется с концепцией постепенной эмансипации гражданского общества от государства. Это находит свое выражение в двух областях: духовной (в виде религиозной независимости) и материальной (в виде экономической независимости).
Либеральная концепция государства, таким образом, противостоит различным версиям патернализма, в соответствии с которыми, государство должно заботиться о своих подданных, как отец заботится о своих детях. Кант называл патерналистскую теорию “наихудшим деспотизмом, какой можно себе представить”. Иммануил Кант был, в первую очередь, обеспокоен моральной свободой индивидов. Адам Смит – свободой экономической деятельности. По его мнению, государственная власть должна осуществлять только три основные функции: защита сообщества от внешних врагов; защита каждого члена сообщества от ущерба, который ему могут причинить другие индивиды; занятие теми общественными функциями, которые никто другой сделать не может.
В-пятых, классический либерализм исходил из естественного неравенства людей, которые даже при одинаковых условиях непременно покажут разные результаты. Важно при этом подчеркнуть, что для либерала социальное неравенство – это не идеал (идеалом можно назвать равенство возможностей), а естественный биологический, социальный и исторический факт. Единственная форма равенства, которая не только согласуется со свободой в ее либеральном понимании, но является ее развитием -- это равенство в свободе. В обществе каждому должно быть дано столько свободы, сколько делает возможной совместную жизнь с другими людьми; каждому можно делать все, что не нарушает равной свободы других индивидов. В практическом плане это означает равенство всех перед законом и равноправие.
Все граждане должны подчиняться одним и тем же законам и не может быть особых законов для отдельных сословий и социальных классов. Это означает, что равенство перед законом означает отказ от идеи сословного общества и утверждение представлений об обществе как сумме формально равных индивидов. По поводу равноправия следует отметить, что фундаментальными являются только те права, которыми могут пользоваться все граждане, вне зависимости от их классовой, национальной, религиозной и др. принадлежности. Список фундаментальных прав человека меняется в зависимости от места и времени.
В-шестых, либерализм исходит из идеи “позитивности многообразия” или плюрализма. Интервенция государства за границы поддержания внешнего и внутреннего порядка создает в обществе некую монолитность, противоположную натуральной разнородности характеров и склонностей людей. Правительства обычно стремятся к обеспечению благосостояния и порядка. То же к чему стремятся и должны стремиться люди, является чем-то совершенно иным: многообразие и активность, если людей не понимать как автоматов. Из этого следует позитивное отношение либерализма к конфликтам и конкуренции. Традиционная органичная теория общества в качестве важнейших ценностей выдвигала гармонию, согласие, даже возникающие из принуждения, подчиненных общему частей. Конфликт рассматривался, как что-то аномальное, ведущее к хаосу и распаду сообщества. Во всех теориях противостоящих органическому пониманию общества, наоборот, доминирует убеждение, что конфликт между частями целого или конкурирующими разными взглядами социальных групп, а также между государствами имеет позитивное значение.
В-седьмых, важное место в идеологии либерализма занимает концепция социального прогресса. Либералы рассматривали свободное общество как механизм, находящийся в процессе непрерывного совершенствования, обусловленного свойственной рыночной экономике способности к саморегулированию. Свободный рынок, с их точки зрения, должен был автоматически обеспечивать социальную гармонию в обществе, его стабильность и бескризисное развитие. Классический либерализм исходил из того, что существует два типа общественной эволюции: естественная, характеризующая процессы протекающие в гражданском обществе, и искусственная, насаждаемая государством сверху. Благополучно обстоят дела в тех странах, где гражданское общество активно, а государство пассивно и наоборот.
Таким образом, классический либерализм, как теория ограниченного государства, противопоставляет правовое государство абсолютному, государство-минимум государству-максимум. Он исходит из индивидуализма и идей негативной свободы (свободы от), признает лишь формальное равенство перед законом и равноправие граждан. Из теории развития как разрешения антагонистических противоречий вырастает противопоставление либерализмом свободных государств деспотическим.
В политической области классический либерализм проделал эволюцию от номократии (верховенства права) к принятию представительной демократии. Демократия становится не только сопоставимой с либерализмом, но и его естественным развитием, только если мы не будем видеть в ней эгалитарный идеал, но некую политическую формулу, которой является суверенитет народа. Единственный путь, с помощью которого этот тип власти может стать реальностью – это признание за как можно большим количеством граждан права на непосредственное или опосредованное участие в принятии политических решений. Другими словами, это означает расширение политических прав до крайнего предела: признания всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, ограниченного только возрастом. Всеобщее избирательное право не противоречит основным постулатам либерализма (правовому государству и минимальному государству). Если в начале взаимоотношений между либерализмом и демократией, мы могли себе представить либеральное недемократическое государство (с либеральной конституцией, но с высоким имущественным цензом) и демократическое нелиберальное государство (например, якобинскую диктатуру), то в современном мире они дополняют друг друга. В современную эпоху демократический способ принятия решений является обязательным для защиты фундаментальных прав человека, а защита прав человека, в свою очередь, положительно влияет на функционирование демократических процедур.
В социально-экономической сфере классический либерализм защищал идеалы свободного рыночного обмена, частной инициативы, честной конкуренции. Он осуждал всякий протекционизм, корпоративизм, политическое вмешательство в экономическую жизнь. Либеральные теоретики активно поддержали выдвинутый французскими физиократами лозунг: “laissez-faire” (“пусть все идет, как идет”), требующий полного освобождения экономической деятельности из-под опеки государства. Последнему отводилась роль “ночного сторожа”, охраняющего частную собственность, следящего за порядком и законопослушанием граждан. Либерализм, таким образом, ориентировался на людей, прочно стоящих на ногах, уверенных в своей способности адаптироваться к реальности, в том числе и не совсем удобным ее сторонам. Это была идеология среднего класса, численность которого стало быстро расти в связи с экономическим ростом и модернизацией в странах Запада во второй половине XIX – XX вв.
Проблема деполитизации социального прогресса является давней проблемой либерализма, которую он по-разному решал на разных стадиях своей эволюции. В XIX в. он пытался справиться с нею, утверждая принцип свободной рыночной саморегуляции. Однако со вступлением капиталистического общества в монополистичекую фазу развития, эффективность этого принципа была поставлена под сомнение. Развитие крупной промышленности, создание трестов и концернов, повышение требований к качеству рабочей силы сделали необходимым государственное регулирование рыночной экономики.
Все это нанесло сильный удар по экономическим и социально-политическим воззрениям классического либерализма. В межвоенный период в Западной Европе, где либерализм в основном оставался на прежних позициях, он оказался в кризисе. В таких странах как Великобритания и Франция, либеральные партии потеряли свой авторитет ведущих массовых политических организаций и уступили свои позиции лейбористам и социалистам. В Италии и Германии либерализм как идейно-политическое течение был разгромлен фашизмом и национал-социализмом и возродился лишь после второй мировой войны. В области теории либерализм также переживал тяжелые времена. Однако уже в 30-е годы прошлого века он нашел в себе силы возродиться из пепла в двух обновленных версиях, которые принято называть либерал-реформизмом и неолиберализмом.
Либерал-реформизм возник, прежде всего, в Америке и там его часто называют неолиберализмом. Однако чтобы избежать путаницы, мы будем придерживаться терминов “либерал-реформизм” и “этатистский либерализм” для обозначения данного течения. Классический либерализм приобрел в США не свойственные ему прежде консервативные функции. Сформировался специфически американский тип “рыночного консерватизма”. С другой стороны, ревизионистское течение в американском либерализме трансформировалось в новую “этатистскую версию” этой идеологии. Достоянием его стал тот самый тип политического мышления, который в Европе определяется как социал-демократический.
Огромный вклад в формирование доктрины либерал-реформизма внес английский экономист Джон Кейнс. Его экономическая программа, сформулированная под влиянием великой депрессии 30-х годов, включала: всемерное увеличение расходов государства, расширение общественных работ, инфляционную и циклическую налоговую политику, циклическое балансирование бюджета, ограничение зарплаты и регулирование занятости. Основной своей целью Кейнс ставил достижение эффективного спроса и полной занятости. Концепция либерал-реформизма впитала в себя идеи У. Джемса, Дж. Дьюи и других философов-прагматиков. Практика, согласно этому философскому направлению, формирует теорию, а конкретный опыт определяет границы политических реформ. Это обусловило характерную особенность либерал-реформистского подхода к проблемам общества: его ориентацию на технические решения, веру в возможность получения технико-экономических ответов на социально-политические вопросы.
Классические представления об обществе как механизме либерал-реформисты дополнили тезисом о необходимости его периодической коррекции и “ремонта”, так как общественные институты склонны к старению; со временем усиливается асинхронность в развитии различных частей социальной системы. Реформизм, с точки зрения теоретиков этатистского либерализма, выступает не просто в качестве средства обеспечения жизнеспособности системы, но как единственная альтернатива революционному радикализму.
Несмотря на свои существенные отличительные особенности, этатистский либерализм не порвал связи со своим классическим предшественником. Мостом между старым и новым либерализмом стала концепция плюрализма. Согласно ей, в обществе существует множество источников власти, и правительство – лишь один из многих центров, готовых использовать свои возможности для контроля над гражданами. Поэтому, основная проблема заключается не в ограничении власти государства, или других социальных институтов, а в обеспечении динамичного равновесия между ними, ведущего, в конечном счете, к сохранению индивидуальной свободы и удовлетворению интересов общества. Расширение функций государства представлялось идеологам либерал-реформизма неизбежным и необходимым процессом для уравновешивания растущей мощи других организаций, в частности, корпораций бизнеса и рабочих профсоюзов. Суть идеологической перестройки заключалась в том, что если старое либеральное государство, как считалось, “никому не оказывало покровительства”, то теперь предполагалось, что “оно стало оказывать покровительство всем”. Тем самым, равновесие в обществе не нарушалось, а его саморегулирующая природа полностью сохранялась.
Новая либерал-реформистская идеология осталась либеральной, потому что она формально сохраняла обе основные идеи классической доктрины: индивидуальную свободу и социальный прогресс. Только “свобода”, так же как и “прогресс” теперь признавались невозможными без реформ, орудием которых выступало государство. Государство в рамках этого направления рассматривалось в качестве единственного общественного института, не имеющего своих собственных особых интересов, а потому способного выступать беспристрастным арбитром в конфликтах между группами интересов и действовать ради общего блага.
Политическим воплощением в жизнь основных идей либерал-реформизма в США стал “новый курс” президента Рузвельта, программы “Новых рубежей” и “Великого общества” Кеннеди и Джонсона в 60-е гг, политика создания “государства благосостояния”(welfare state) в 60-е – 70-е гг. Она отражала новую роль и функции государства в социальной сфере стран свободной рыночной экономики. Расходы на социальные нужды в федеральном бюджете США, например, выросли с 27% в 1960 г. до 54% в 1979 г., на образование с 1% -- до 4,5%, на здравоохранение с 1% -- до 10% и т.д. Если в предшествующий период все функции вспомоществления рассматривались как относящиеся к сфере частной жизни индивидов, то со второй половины ХХ в. система социального страхования, пособия по безработице, различные формы социальных выплат и многое другое стали переходить в ведение государства.
Реализация концепции “государства благосостояния” привела к противоречивым результатам. С одной стороны, вырос жизненный уровень населения, существенно сократился разрыв между неимущими слоями и средним классом, были продемонстрированы возможности капитализма трансформироваться и решать сложные социальные вопросы. С другой стороны, программы “welfare state” породили новые проблемы.
Идея ответственности государства за благосостояние всех граждан привела к так называемой “революции растущих притязаний”, захлестнувшей развитые страны в 60-е-70-е годы. Занятость, образование, медицинская помощь, различные формы социального вспомоществления, права меньшинств стали рассматриваться рядовыми гражданами как права, которые государство обязано им гарантировать. Осуществление многочисленных государственных социальных программ привело к росту бюрократизации общества. Программа строительства “государства благосостояния” вошла в противоречие с потребностями новой стадии развития стран с рыночной экономикой. Эпоха технологической перестройки, в которую развитые страны Запада вступили в 70-е годы, требовала освобождения экономики от оков жесткого государственного регулирования, снижения налогов на частный бизнес, поощрения предпринимательской инициативы, риска в многовариантном поиске перспективных направлений технологического прогресса. Поскольку финансирование огромных социальных программ шло главным образом за счет “среднего класса”, представляющего большинство в развитых странах, а адресатом их выступало менее обеспеченное и менее политически активное меньшинство, социальная стратегия либерал-реформизма потеряла поддержку избирателей в 70- 80-е гг.
Неолиберализм появился в конце 30-х годов прошлого века, когда в ходе работы коллоквиума американского журналиста и политического деятеля Уолтера Липпмана сложилась группа “неолибералов”, принципиально вернувшаяся к некоторым решениям XIX в. Эту группу составили, прежде всего, экономисты, представляющие неолиберальные школы Англии, Австрии, США и Германии.
После второй мировой войны в неолиберальном направлении победила позиция Фридриха Хайека, выдающегося австрийского экономиста и философа. Согласно его программе, кризис, с которым столкнулись развитые страны Запада в 30-е –40-е годы, был обусловлен отходом от принципов либерализма, активным вмешательством государства в общественную и экономическую сферы. Упадок либеральной мысли позволил утвердиться идеям коллективизма и планирования, которые, по мнению Хайека, неизбежно ведут не только к ликвидации свободного рынка, но и к уничтожению демократии и гражданских свобод. Более того, коллективизм, согласно точке зрения неолибералов, ведет к войне, вводя этатизм, насаждающий среди граждан национализм, к созданию автократического и тоталитарного государства. Подчиняя деятельность всех индивидов единому плану, ограничивая экономическую и, следовательно, политическую свободу коллективизм содействует бюрократизации общества, ведет к экономической неэффективности.
Хайек не отрицает необходимости государственного вмешательства в область экономических и социальных отношений. Он не причисляет себя к сторонникам принципа laissez-faire. Вопрос заключается в формах и границах такого вмешательства. Правлению закона отвечает только такой интервенционизм государства, который усиливает всеобщее право, служит гражданам в реализации их потребностей, защищая их “жизнь, свободу и состояние” (выражение Локка). Правительство становится репрессивным как только оно начинает вместо самих людей определять их цели и задачи.
Примером подобного перерождения власти для Хайека были попытки многих либерал-реформистких правительств вмешаться в социально-экономические отношения под лозунгом утверждения социальной справедливости. Распределительная справедливость всегда допускает существование какой-либо центральной структуры, которая опирается на власть, собирает и концентрирует ресурсы, как будто бы зная, какое вознаграждение люди должны получать за свои усилия и как им следует себя вести. Однако, ценность человеческого труда не может определяться людьми с помощью государственной машины. Существует только один достаточно эффективный механизм для этих целей — рынок. Поэтому свободная рыночная экономика является основой подлинной либеральной демократии. Политика как система правительственного принятия решений всегда будет уступать рыночной системе саморегулирования. Следовательно, “политические”, или “государственные” действия должны быть сведены к разумному минимуму.
Центральным тезисом политической концепции неолиберализма является угроза свободе со стороны массовой демократии. Либерализм и демократия — это разные понятия. “Либерализм представляет собой доктрину о том чем должен быть закон, демократия же — это учение о способе определения будущего закона”, по мнению Хайека. В то время как либерализм рассматривает в качестве желательного явления, чтобы только то, что определит большинство уважалось как закон, демократия зачастую выходит за рамки закона, аппелируя к воле большинства. Репрессивную политическую власть можно ограничить только правлением закона. Правление закона, в этой связи, понимается как условия, при которых сами граждане могут решать как им использовать свою энергию и ресурсы, которые есть в их распоряжении. Оно, таким образом, ограничивает масштабы правительственного вмешательства в сферу гражданского общества и обеспечивает индивидуальную свободу. Демократия для неолибералов не является “целью в себе”, она -- скорее средство для достижения более высокой политической цели -- свободы.
* * *
Таким образом, мы видим, что современный либерализм представлен рядом направлений и концепций, которые существенным образом отличаются друг от друга. Тем не менее, они находятся в рамках одного идейного поля, границы которого мы попытаемся обозначить, отталкиваясь от принципов классического либерализма, приведенных вначале раздела.
1. Все современные разновидности либерализма основываются на концепции натуральных, неотчуждаемых прав человека. Однако, если неолибералы, в основном, сводят их к гражданским и политическим, то либерал-реформисты распространяют на целый ряд социальных, экономических и культурных прав.
2. Концепция индивидуализма была дополнена теориями групп интересов и коммунитаризма. Представители последнего направления, например, исходят из того, что индивиды действуют и достигают своих целей только в рамках сообществ или “communities”, которые влияют на самосознание и поведение личностей.
3. Все либеральные мыслители остаются приверженцами правового государства, но только неолибералы выступают за государство-минимум.
4. Концепция негативной свободы была дополнена концепцией позитивной свободы. Автор такого разграничения И. Берлин указывает, что “свобода, которая проявляется, в том, чтобы быть хозяином самому себе” (позитивная) и “свобода, которая проявляется в том, чтобы никто не мешал делать выбор” (негативная) только на первый взгляд логически дополняют друг друга. Общество должно достичь определенной стадии материальной и духовной зрелости, чтобы позитивная свобода стала не только метафорой.
5. Большинство современных либеральных теорий настаивает на равенстве возможностей, и только левые либерал-реформисты ратуют за равенство условий.
6. Концепция плюрализма остается неприкосновенной твердыней либерализма.
7. Механизм социального прогресса по-разному интерпретируется современными либералами, в зависимости от видения роли государства в этом процессе.
В книге американского политического философа Фрэнсиса Фукуямы “Конец истории” делается вывод о “завершении идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления”. Либерализм пока что победил только в сфере сознания (у него нет альтернатив в этой области). В реальном, материальном мире до победы еще далеко. Но сознание – это причина, а не следствие. Универсальная культура потребления – символ, фундамент общечеловеческого государства утвердились практически во всем мире: от Японии и Южной Кореи до России. Конец истории печален, утверждает Фукуяма. Вместо идеализма наступает экономический расчет, бесконечные технологические проблемы, забота об экологии и удовлетворении изощренных запросов потребителя.На наш взгляд, Фукуяма явно преувеличивает, когда говорит о победе либерализма в сфере сознания в глобальном масштабе. Эта идеология сталкивается сегодня с вызовами религиозного фундаментализма и национализма. Существуют возможности для возникновения новых идеологических течений постиндустриального общества, на основе экологизма. Актуальными остаются и угрозы, связанные с культурными противоречиями цивилизаций, которые вышли на первый план, после краха коммунистической системы (см.: С. Хантингтон “Схватка цивилизаций”). Однако дело даже не в этом. Дело в том, что закат идеологий в современном мире невозможен из-за того, что они продолжают выполнять очень важные психологические функции.
2. Консерватизм и неоконсерватизм
По мнению известного американского социолога и политолога Клинтона Росситера, автора статьи о консерватизме в “Международной энциклопедии общественных наук”, мы должны различать как минимум четыре значения этого термина.
1. Консерватизм – это определенный темперамент, который проявляется в склонности сопротивляться различным изменениям в привычном образе жизни и деятельности. В качестве важнейших элементов консервативного темперамента следует назвать привычку, инерцию, страх и соперничество. Все эти черты характера с особой силой проявляются среди некоторых наиболее неблагополучных, испытывающих неуверенность в будущем, обездоленных социальных групп. Поэтому можно с полным основанием говорить о консерватизме бедных, престарелых и невежественных. Вместе с тем, наличие людей с консервативным темпераментом играет позитивную роль в процессе развития общества. Отсутствие таких людей породило бы анархию и нестабильность.
2. Если консервативный темперамент проявляется у многих людей во все времена, то ситуационный консерватизм – это реакция на ситуацию, модель социального поведения, которой свойственно противодействие различным изменениям в социальной, экономической, правовой, религиозной, политической, или культурной сферах. В основе этого вида консерватизма лежит страх перед переменами, страх радикализма. Известный американский политолог С. Хантингтон считает, что “людей толкает к консерватизму шок, вызванный теми или иными событиями, ужасное чувство, что общество или институты, которые они одобряют или, по крайней мере, принимают и с которыми они тесно связаны, могут вдруг прекратить существование”. Консерватизм есть нечто эпизодическое, возникающее подобно вспышке или волне. Таких волн к 70-м--80-м годам XX в. Хантингтон насчитал пять, начиная с контрреформации XVII в. Наиболее ярко выраженным оплотом ситуационного консерватизма являются верхние слои общества, которым есть что терять.
3. Если с помощью воображения мы соберем вместе большое количество людей первого и второго типа и затем поместим их в круговорот политики, то придем к третьему политическому определению консерватизма, то есть намерения и действия “правых” партий и движений, выступающих в защиту социального статус-кво. Политический консерватизм, подобно либерализму, получил полное развитие только в цивилизованном плюралистическом обществе. Консерваторами мы называем “тори” в Англии, республиканцев в США, “голлистов” во Франции, христианских демократов в полудюжине европейских стран, либеральных демократов в Японии и т.д.
Вряд ли можно утверждать, что подлинный консерватизм как политическая сила существует в нестабильных системах Азии, Африки и Латинской Америки, находящихся в процессе модернизации. Своеобразная ситуация с консерватизмом сложилась и во многих постсоветских странах: консерваторы по своим идеологическим взглядам должны здесь выступать за радикальные политические и экономические реформы, а радикалы в идеологии (коммунисты) – за политический консерватизм и реакцию.
4. Помимо консерватизма как свойства характера и деятельности, существует также консерватизм мышления, или консерватизм как политическая философия. Она прошла длительный путь развития и имеет достаточно богатую интеллектуальную традицию. Если говорить о политической идеологии консерватизма, то она появилась на свет вместе со своим противником – либерализмом в XVIII в. “Современный консерватизм – это дитя реакции на французскую революцию и Просвещение”— указывает американский философ Р. Низбет. На французской же почве родился и термин “консерватизм”. “Консерватор” – так назвал свой журнал в 1818г Р. Шатобриан, писатель и публицист, в политической позиции и взглядах которого консерватизм тесно переплетался с реакционным романтизмом. Консерватизм – это тип мышления и поведения тех социальных групп, положению которых в обществе угрожают объективные тенденции социального прогресса. Первоначально он представлял собой аристократическую реакцию на развитие свободной рыночной экономики. Идеология классического консерватизма была развита в работах английского философа XVIII в. Э. Бёрка, французских мыслителей XIX в. Ж. де Местра и де Бональда, швейцарского правоведа К. Галлера, лидеров британской консервативной партии Р. Пиля и Б. Дизраели, испанского дипломата Х. Доносо Кортеса и др.
Исследователи консерватизма выделяют ряд основных принципов, свойственных и раннему и современному вариантам этой идеологии. Американский политический философ Д. Золль называет главными среди них нравственный абсолютизм, отрицание мелиоризма (веры в неизбежность прогресса), политический реализм, отрицательное отношение к идее социального равенства, традиционализм, отрицательное отношение к политизации человека, приверженность локальным ценностям.
Консерваторы всегда выступали и выступают сторонниками объективности и неизменности нравственных ценностей. Для всех консерваторов ценностный релятивизм равнозначен анафеме. По их мнению, ценности не только не зависят от воли человека, но, наоборот, человеческое общество и его институты сами являются актуализацией морального закона или, по крайней мере, содержат в себе этический компонент. Свобода, следовательно, никогда не может быть свободой от моральных предписаний. Деятельность общественных систем, правительства, частных лиц, согласно консерваторам, должна оцениваться в соответствии с неизменными нравственными стандартами.
Нравственный абсолютизм консерваторов наряду с другими прагматическими соображениями объясняет их недоверие к демократии в особенности, демократии популистского толка. По их мнению, массовая демократия ведет к коррозии моральных ценностей: релятивизму, распущенности, торжеству посредственности, эгоцентризму. Вместе с тем, истинные консерваторы испытывают и глубокое отвращение к авторитаризму и тирании. По их мнению, репрессивные автократические режимы возникают или в результате правления толпы, или вследствие разрушения хорошо организованной, отвечающей природе человека социальной иерархии.
Консерваторы отвергают мелиоризм, т.е. веру в неизбежность прогресса. В их понимании человеческая история вовсе не представляет собой цепь неуклонных совершенствований различных сфер жизнедеятельности людей. Осторожное отношение консерваторов к нововведениям проистекает, прежде всего, из понимания природы человека как неизменной и порочной, нуждающейся в постоянном сдерживании общественной моралью и социальными институтами. Поскольку прогресс не является неизбежным, а природа человека, в основном, неизменна, резкие социальные перемены создают ситуацию дискомфорта, несут угрозу целостности цивилизации. Выгоды стабильного существования, намного превосходят результаты получаемые в итоге радикальных реформ и революций.
Даже тогда, когда консерваторы вынуждены признавать необходимость реформ, а признают они их, главным образом, как превентивное средство от социальных потрясений, как меньшее зло по сравнению с революциями, они настаивают на том, что та часть общественного организма, которая подвергается переменам должна быть значительно меньше той, которая остается неизменной.
Взгляд консерватизма на природу человека лежит в основе и его политического реализма. Консервативные политики в общем и целом воздерживаются от дотринерских подходов, идеализации социального планирования, социальных абстракций вообще. Алексис де Токвиль ставил в пример французам трезвомыслящих англичан, никогда не строившим своей политики на голых рациональных конструкциях. Любая реформа в Англии являлась результатом длительной апробации ее в различных условиях места и времени. Во Франции же предтечей кровавой политичекой революции конца XVIIIв. выступила духовная революция – Просвещение, которое под знаменем крайнего рационализма, предложило все основные идеи, скрупулезно претворенные в жизнь Дантоном, Маратом, Робеспьером и их последователями.
Консервативные течения расходятся между собой по вопросу о равенстве. Приверженцы христианства признают равенство всех людей перед Богом. Сторонники других школ акцентируют внимание на равенстве перед законом. Некоторые консерваторы в наше время охотно поддерживают усилия направленные на утверждение политического равенства. Но всех их объединяет решительное неприятие социального равенства, антиэгалитаризм. Этот подход базируется на следующих исходных посылках: человеческое общество, по мнению консерваторов, представляет собой естественную иерархию, неразумно и несправедливо утверждать, что люди равны в своих способностях, существующее в обществе разделение труда требует сохранения различий в социальном положении людей.
Естественная иерархия лежит в основе социальной стратификации общества. Группы, составляющие структуру общества, одновременно обладают определенной устойчивостью и открыты для социальной мобильности на основе таланта и заслуг. Вершину пирамиды стратификации должна занимать “естественная аристократия” или “меритократия”, представляющая наиболее одаренных, выдающихся, обладающих заслугами людей, происходящих из различных слоев общества.
Социальное уравнивание всегда чревато утверждением господства посредственностей, моральной деградацией общества, резким снижением стимулов к творческому труду. Гуманность и доброта, подчеркивают консерваторы, никоим образом не должны пониматься как устранение различий между заслуженным и незаслуженным вознаграждением. Очень часто требование большего равенства превращается в лозунг популистских политиков, которые охотно потворствуют самомнению масс ради достижения эгоистических целей. Результатом такой политики неизбежно становится разочарование народа и усиление социальной напряженности.
Приверженность консерваторов традициям и обычаям прошлого (традиционализм) коренится в свойственной большинству из них телеологичсекой точке зрения на историю общества. Согласно ей, цели лежащие в основе человеческой истории и прошлый опыт оказывают определяющее влияние на современность. Э. Бёрк называл это предопределением. Консерваторы подчеркивают ценность и авторитетность любого культурного и социального опыта, лежащего в основе “солидарности поколений”. История, как считает Бёрк, есть не результат спекулятивных размышлений, а кладезь традиций, предвидений и морали. Конституции государств также должны представлять собой не результат абстрактных теоретических предписаний, а вырастать из многовековых традиций. В этом смысле, например, английская неписаная Конституция выгодно отличается от Конституции Французской республики. Французские, равно как и русские, революционеры исходили из теоретических посылок и стремились преобразовать общество на умозрительной основе, тогда как творцы английской Конституции создали гармоничное единство из конгломерата традиций, обычаев, предрассудков и учреждений.
Главной опасностью, которая появилась на горизонте человечества в ХХ в., по мнению одного из крупнейших философов прошлого века Ортега-и-Гассета, является политизация человека. Под этим словосочетанием он понимал все большее и большее превращение человека в “политическое животное”, но не в аристотелевом смысле, который подразумевает, что человек по природе своей социален и гражданственен, а в том смысле, что человек в наше время всё сильнее и сильнее попадает под влияние политической идеологии. Это, однако, не означает, что консерваторы недооценивают значение политической власти, или, что они, подобно либералам XIX, в. выступают за слабое правительство. Сильное правительство, согласно их взглядам, необходимо как преграда против возможных социальных беспорядков, инструмент социального контроля. Важнейшей его обязанностью должно быть поддержание законов в государстве. В то же время правительство должно быть ограничено в использовании власти по средствам нравственного самоограничения и конституционных запретов. Важнейшей гарантией против злоупотребления властью консерваторы считают качество политического руководства, “правильных людей у власти, а не правильную систему власти”. Власть опасна в неверных руках и полезна и необходима, когда она используется мудро и само дисциплинированно.
Консерватизм привержен локальным ценностям. В существующей в мире напряженности в отношениях между центром и периферией, симпатии консерваторов на стороне последней. По их мнению, амбиции относительно “передела мира” зародились в центре. Наиболее явно они представлены в коммунистической доктрине. Провинция же, напротив, всегда демонстрировала приверженность традициям, многовековому народному опыту и здравому смыслу.
Первоначальной формой консерватизма был классический консерватизм, выражавший интересы аристократии, позиции которой рушились под ударами буржуазных революций. Поэтому основные положения идеологии классического консерватизма возникли в качестве антитезы соответствующим положениям идеологии Просвещения и либерализма. Консерватизм XVIII-XIX вв. выступал против народного суверенитета, выдвигая взамен идею абсолютного суверенитета, исходящего от Бога и воплощенного в королевской власти. Рационализму просветителей противопоставлялся принцип подчинения разума вере, просвещению народа – тезис о позитивной роли предрассудков, идее общественного договора – идея мудрой власти суверена.
Уже ранний консерватизм не был однороден. В нем существовали две тенденции: ультраконсервативная (традиционалистская) и умеренная (либерально-консервативная). Позиции де Местра, реакционера ратовавшего за установление универсальной европейской монархии во главе с Римским папой, существенно отличались от взглядов Бёрка, выступавшего за власть естественной аристократии, объединяющей дворянство, представителей среднего сословия и образованных лиц.
Со второй половины XIX в. консерватизм начинает ориентироваться на защиту интересов буржуазии. Возникает так называемый реформистский консерватизм. Его кредо заключалось не в противодействии изменениям как таковым, а в осуществлении их с должным уважением к правам, обычаям, законам и традициям. Примером воплощения в жизнь этого кредо является политика Дизраэли в Англии и Бисмарка в Германии. Последний параллельно с исключительными законами против социалистов провел серию, беспрецедентных по тем временам, законов о социальном страховании рабочих. Сформировался и рыночный консерватизм, пытавшийся сочетать элементы традиционализма с идеалами свободного предпринимательства. Особенно эта форма консерватизма была распространена в США.
В первые десятилетия после второй мировой войны консерватизм находился в обороне. В политической идеологии Запада доминировали различные версии реформизма. На Европейском континенте после второй мировой войны консерватизм, как правило, выступал под оболочкой христианско-демократических сил, составляя правое крыло христианской демократии, в политическом курсе которой сочетались либеральные и консервативные тенденции. Ее позиции оказались особенно сильными в Италии и ФРГ. Здесь также как в США и Великобритании сформировался либерально-консервативный консенсус, основанный на экономической доктрине неолиберализма и реформистской социальной политике. Однако, в отличие от США и Великобритании, в странах континентальной Европы сильнее ощущалось влияние традиционалистских идей. Здесь раньше началось наступление правого консерватизма на позиции реформизма.
Новые импульсы консерватизму были даны в 70-е годы ХХ в. очередным витком в развитии свободной рыночной экономики, переходом развитых стран Запада в постиндустриальную фазу развития. Сформировалась общественная потребность в предоставлении большей свободы для деятельности частного предпринимательства, сокращения огромных социальных ассигнований государства и бюрократического аппарата. Все это, а также то обстоятельство, что консерватизм смог к этому времени преодолеть интеллектуальный комплекс неполноценности и привело к формированию в ряде стран Запада влиятельного идеологического течения, получившего название неоконсерватизм.
В научной литературе термин “неоконсерватизм” употребляется в двух значениях. В широком смысле слова, для определения всех новых направлений консервативной идеологии и политики, и узком – для обозначения суммы идей определенной группы теоретиков. В США они объединяются вокруг журналов “Commentary” и “Public Interest” (Д. Белл, И. Кристол, М. Новак, Н. Подгорец, С. Хантингтон, С. Липсет, М. Дайамонд, Р. Низбет и др.). В ФРГ неоконсервативное течение оформилось в рамках традиционализма. Его теоретиками здесь являются А. Гелен, Э. Юнгер, Г. Кальтенбрюннер. Во Франции неоконсерваторы называют себя “новыми правыми”. Это направление представлено А. Бенуа, Р. Ароном, Ж.-Ф. Ревелем и др. Во французском неоконсерватизме доминируют темы философии культуры.
В философском плане неоконсерватизм отстаивает традиционные для консерватизма идеи: морального абсолютизма, антиэгалитаризма, сомнений в объективности социального прогресса и др. По мнению Марка Герсона, философские принципы неоконсерватизма можно определить следующим образом:
1. Неоконсерваторы рассматривают человеческую жизнь как бесконечно сложную и трудно поддающуюся познанию. Поскольку люди знают слишком мало о мире, в котором они живут, их возможности менять его являются крайне ограниченными. Из этого вытекает подозрительное отношение неоконсерваторов к радикальным политическим программам. Сложность и запутанность мотивов человеческих действий с трудом поддается пониманию даже их участниками, поэтому возможности некой социальной инженерии, осуществляемой из центра, являются весьма сомнительными.
2.Человек и хорош и плох одновременно. Этот взгляд на природу человека был позаимствован современными неоконсерваторами у известного философа и теолога Р. Нибура, который, в частности, писал, что “человеческая способность быть справедливым сделала демократию возможной, но человеческая склонность к несправедливости, сделала демократию необходимой”. Добро и зло не всегда действуют одинаково. Важно не только вовремя определить силы зла, но и вести с ними постоянную и бескомпромиссную борьбу.
3. Человек является социальным животным. Социальные институты имеют огромное значение, но ничто не заменит нравственно ориентированных индивидов, прилагающих усилия к тому, чтобы работать вместе во имя создания общества добродетели. В этой связи, неоконсерваторы подчеркивают важность личной автономии, свободы, которая, однако, не является целью в себе, но лишь средством для достижения блага, формирующегося и развивающегося только в сообществе. Социальные институты должны внедрять в сознание людей позитивные ценности и готовить их к добродетельной жизни, и в частной, и в общественной сферах деятельности. Любая система или совокупность идей, которая стремится к замене морали, традиций, авторитета, на некие политические или экономические выгоды, обречена на неудачу. Провал подобных усилий всегда закономерен. Он принимает или форму массовых страданий людей, или их духовной опустошенности.
4. Идеи правят миром. Неоконсерваторы – это идеологические детерминисты. Это наиболее важный принцип неоконсерватизма, потому что он определяет то, как он понимает общество и другие принципы своего мировоззрения. Слова имеют значение. Они обозначают идеи, а те, в свою очередь, определяют реальность.
Согласно известному американскому неоконсервативному философу и социологу Д. Беллу, проблемой номер один современного индустриального общества и на Западе, и на Востоке являются культурные противоречия, связанные с заменой трудовой этики этикой гедонизма, “революцией растущих притязаний” граждан к правительству. По мнению неоконсерваторов, решить эти проблемы можно за счет восстановления порушенной морали и традиций, религиозного возрождения, развития промежуточных структур, отделяющих человека от государства.
В области экономики неоконсерватизм делает ставку на развитие свободного предпринимательства, хотя и не отвергает полностью государственное регулирование, которое необходимо сократить и оптимизировать. Теоретическим выражением данной позиции является концепция “экономики предложения”. Ее сторонники, в отличие от кейнсианцев, склонны видеть причины периодических трудностей рыночной экономики в чрезмерном потреблении и слишком малом накоплении, что сдерживает инвестиционную активность, рост производительности труда, ослабляет конкуренцию. Альтернативу такому положению неоконсерваторы усматривают во всемерном поощрении предложения, т.е. в создании благоприятных условий для накопления капитала и инвестиций путем снижения налогов, открытия новых рынков, предоставления льгот частному капиталу. Экономика предложения делает акцент на экономическом росте, а не перераспределении. “Цель заключается в улучшении материального положения всех, но не обязательно в одинаковой степени или в один и тот же период времени”,— отмечает в этой связи отец-основатель американского неоконсерватизма Ирвин Кристол.
В социальной сфере стратегия неоконсерватизма заключается в том, что в условиях свободного общества человек должен иметь выбор между государственной и частной системами социального обеспечения, между государственным попечительством и самообеспечением. Они поддерживают принцип субсидиарности, который означает помощь для содействия самопомощи и частной инициативе. Как подчеркивается в программе ХДС (1978): “То, что может осуществить собственными силами малое сообщество, не должно на себя брать более крупное. Человека нельзя ни низводить до роли опекаемого, ни принижать до состояния потребителя государственных услуг”.
Согласно концепции субсидиарности, большая часть доходов должна оставаться в руках населения, а не изыматься в виде налогов и взносов на социальные нужды. По мере роста общественного богатства и благосостояния граждан, размер сферы социального обеспечения должен не возрастать, а сокращаться. Точно также как по мере борьбы с оспой и малярией, болезни ушли, и надобность в больших расходах на борьбу с ними отпала. Чем богаче общество, тем меньше в нем должно быть получателей государственных социальных благ.
В политической области неоконсерватизм подчеркивает связь, существующую между рыночной экономикой и политической демократией, делая акцент на процедурно-правовой стороне ее функционирования. Неоконсерваторы обеспокоены развитием “демократии участия”, включением масс в политический процесс, перспективами расширения сферы применения элементов прямой и референдумной демократии. Эти процессы создают угрозу возникновения “демократического роялизма”, массовых движений с их культом вождей, некомпетентной плебисцитарной демократии, обращению к трансполитическим методам борьбы.
Неоконсерваторы – сторонники элитаристской демократии. Они выступают за формирование в обществе демократических элит, принимающих процедурные правила игры предписываемые демократией. Правление элит – это неотъемлемое условие существования любого индустриального общества. Политический процесс должен представлять собой смену демократических элит у власти на основе строгого соблюдения этих правил.
* * *
Немецкий социальный философ Карл Мангейм в свое время обратил внимание на то, что из всех идеологий только консерватизм ориентирован на имманентные (укорененные в действительность) факторы бытия, а не на трансцендентные (выходящие за рамки действительности) идеи. В этом, заключается не только недостаток, но и великое преимущество консерватизма. Его весомое присутствие среди других идеологий не позволяет разорвать “солидарность поколений”, ответственность живущих здесь и сейчас людей, не только перед своими потомками, но и перед предками. Любое здоровое общество нуждается в определенной доле консерватизма.
3. Социализм
Социалистическая идея уходит своими корнями в далекую историю. У истоков ее стоял Платон, руководители первых христианских общин, социалисты-утописты XVI – XIX вв. Социалистическая идеология сформировалась в XIX в. Столетием спустя социалистами называли себя представители самых разных течений: от марксизма-ленинизма до национал-социализма. В наше время не утихают дебаты между провозвестниками скорой гибели социализма и пророками его возрождения. Основными принципами социалистической идеологии являются следующие:
1. Человек в рамках этой идеологии отождествляет себя с классом, коллективом, обществом. Коллективизм и солидарность взамен индивидуализма либералов является отличительным признаком самых разных социалистических учений.
2. Коллективистски окрашенной предстает и идея свободы, которая понимается как освобождение класса, трудящихся, народа от эксплуатации и угнетения.
3. Идея равенства доминирует над идеей свободы. Различные течения в социализме по-разному понимают равенство: от уравнительного распределения до равенства возможностей.
4. Идея социальной справедливости трактуется патерналистски: человек полагается не столько на себя, сколько на коллектив, общество, государство, которые должны обеспечить его социальную защищенность.
5. Социализм – это рационалистическая теория. С помощью разума угнетенные социальные группы могут освободить себя и построить справедливое общество.
6. Социализму свойственен оптимистический взгляд на природу человека, которую можно улучшать, изменив социальную среду его существования.
7. Из оптимистической установки на природу человека и рационализма вытекает вера в социальный прогресс: поступательное развитие общества от низших ступеней к высшим.
Социализм – это идеология наемных работников и части интеллигенции, которая разделяет гуманистические принципы данного учения. В европейской культурной традиции долгое время он представлял собой маргинальное направление, играющее, главным образом, не творческую, а отрицательную, критическую роль, организуя рабочие, безземельные городские массы на борьбу с социальным порядком. В ХХ в. социализм перерос эту функцию своеобразного детонатора общественного мнения, который указывает на острые проблемы стоящие перед обществом. В определенные периоды и в определенных странах социалисты оказывались у власти и могли, таким образом, реализовать функцию социального реформирования общества, с целью утверждения в нем большего социального равенства, более справедливого распределения доходов, более высокого уровня и качества жизни. При этом, социализм выполнял и еще одну функцию: он исправлял огрехи либерализма, отстаивающего свободу частного предпринимательства и конкуренции. Акцент на либеральных ценностях неизбежно ведет к усилению социальной поляризации общества, обострению в нем классовой напряженности, дестабилизации политической системы. Социализм, предлагая альтернативу такой ситуации, выступает как стабилизирующая сила в демократическом обществе.
Однако сказанное выше имеет отношение лишь к одному из течений социалистического толка, которое отказалось порвать с демократической традицией во имя марксистской ортодоксии. Раскол в современном социализме на социал-демократическое и коммунистическое течения произошел вскоре после победы большевистской революции в России в 1917г.
Коммунистическая идеология как радикальная разновидность социализма обладает рядом особенностей. Збигнев Бжезинский в книге “Большой провал: рождение и смерть коммунизма в ХХ в.” с полным основанием утверждает, что феномен коммунизма – это историческая трагедия. “Порожденный нетерпеливым идеализмом, отвергавшим несправедливость существующего порядка вещей, он стремился к лучшему и более гуманному обществу, но привел к массовому угнетению…Ему удалось увлечь ярчайшие умы и самые идеалистические души, но он привел к самым ужасным преступлениям нашего, да и не только нашего столетия…Никогда прежде не приносились столь огромные человеческие жертвы ради столь относительно небольших достижений в социальной сфере”. Давая прогноз на будущее, автор утверждает, что “обернувшаяся катастрофой встреча человечества в ХХ в. с коммунизмом дала болезненный, но крайне важный урок: утопическая социальная инженерия находится в фундаментальном противоречии со сложностью человеческого бытия. Этот фундаментальный урок делает более вероятной возможность того, что XXI в. будет веком демократии, а не коммунизма”. Какие же особенности коммунистической идеологии, привели к исторической трагедии?
Во-первых, крайний рационализм, представления о том, что политически сознательная часть общества, обладающая абсолютной истиной, может осуществлять контроль над общественной эволюцией, направлять социо-экономические перемены к заранее намеченным целям. История, таким образом, перестает быть спонтанным процессом, а становится орудием коллективного разума человечества и служит моральным целям освобождения от эксплуатации, равенству и т.п.
Вся историческая практика ХХ в. свидетельствует о том, что социальным процессам, однажды сознательно инициированным людьми по теоретическому расчету, сугубо целенаправленно, свойственно затем самостоятельное развитие. Люди становятся пленниками событий, которые они сами косвенно вызвали, но не предвидели. Гегель называл данный феномен “иронией истории”. Дело в том, что историческое закономерно не совпадает с логическим и наложение непредвиденных событий на первоначальный план вынуждает, ради спасения высокой цели, идти на нежелательные и даже неприемлемые меры. А они, в свою очередь, тоже имеют свои – и тоже непредвиденные последствия, объем и сила которых, иногда превышают возможности субъективного фактора их исключить. В конце концов, процессы, исходно направленные на одну цель могут самостоятельно приводить к результатам, которых никто не хотел.
Во-вторых, коммунистическая идеология отличается своей тотальностью. Еще Дьердь Лукач венгерский философ-марксист отмечал, что “подлинная революционность есть тотальность, целостность в отношении ко всякому акту жизни”. Революционер – тот, кто в каждом совершаемом им акте относит его к целому, подчиняет его центральной и целостной идее. Для него теория и практика органически слиты. Социал-демократы, меньшевики, критические марксисты не признавали этой тотальности. Они могли быть марксистами в социальной сфере и идеалистами в философии, могли критиковать те или иные стороны марксистского миросозерцания. Марксизм для них переставал быть целостной, тоталитарной доктриной, он превращался в метод социального познания и социальной борьбы. Напротив, коммунисты стояли на позициях ортодоксального тоталитарного марксизма, превращенного в светскую религию пролетариата. Всякое посягательство на целостность доктрины каралось вначале отлучением от коммунистической церкви, а потом и физическим уничтожением.
В-третьих, для коммунистической идеологии характерно утверждение превосходства политики над экономикой. Этот пункт сближает коммунистов с бланкистами и народниками, сторонниками Ткачева, в большей степени, чем с ортодоксальными марксистами. Марксизм, как известно, рассматривает политику, как элемент надстройки, возвышающийся над экономическим базисом и зависящий от него, хотя и оказывающий обратное влияние на базис. В то же время, марксизм не сводится только к экономическому детерминизму. Пролетариат, как избранный класс-мессия, должен бороться против дегуманизации общества, овеществления человека. В этом обнаруживается всемогущество человеческой активности. История в марксистском учении резко разделена на две части: на прошлое, детерминированное экономикой, когда человек был рабом, и будущее, которое начнется после победы пролетариата и будет целиком определяться активностью социального человека. “На смену царству необходимости придет царство свободы”.
Если социал-демократы времен II Интернационала, русские меньшевики строили свою стратегию, исходя, прежде всего, из детерминистской части марксизма, подчеркивали необходимость зрелости объективных условий для революции, то коммунисты, русские большевики заимствовали в марксизме его волюнтаризм и мессианство. Для них все определяется уже не столько объективным развитием материальных производительных сил, не экономикой, а революционной борьбой классов, политикой, активностью человека. “Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры,… то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы,”— писал Ленин в 1923г. Но в конце XIX в. примерно те же мысли излагали Ткачев и Тихомиров – русские бланкисты, представители заговорщицкого крыла народнического движения. Эта позиция была подвергнута резкой критике Плехановым, подчеркивавшим, что преждевременная революция не приведет к народовластию. Она может привести лишь “к политическому уродству вроде древней китайской или перувианской империи, т.е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке”. История подтвердила правоту этих слов Плеханова.
В-четвертых, коммунистическая идеология, в том виде, в котором она сложилась после 1917г, исходила из признания руководящей роли авангардной марксистско-ленинской партии. Авангардная партия или партия нового типа противопоставлялась социал-демократическим партиям парламентского типа, партиям широко открытым для приема новых членов, со свободным существованием в них течений и группировок, относительной независимостью парламентских фракций. Авангардная партия в Ленинском ее понимании – это не просто организация, выражающая интересы самого передового класса общества. Она призвана руководить классовой борьбой и социалистическим строительством, вносить социалистическое сознание в рабочее движение. Очевидно, что эта концепция не допускает возможности существования нескольких партий и организаций, выражающих интересы различных слоев одного и того же класса. Авангардная партия строится на принципах демократического централизма, строгого подчинения меньшинства большинству, жесткой дисциплины, обязательности решения вышестоящих организаций для нижестоящих.
Партия такого типа была идеальной организацией для завоевания и удержания власти в условиях острой классовой борьбы и отсутствия демократических свобод. Но эти же преимущества обернулись недостатками в иных исторических обстоятельствах: в демократических условиях и после завоевания партией государственной власти. В первом случае марксистско-ленинская партия теряет авторитет и влияние, терпит поражение за поражением на свободных выборах и превращается, в конце концов, в сектантскую организацию. Во втором случае партия, неизбежно становится вершиной, главным элементом командно-административной системы. Происходит ее огосударствление, бюрократизация, полное подавление внутрипартийной демократии. Все это создает благоприятные условия для вознесения до невероятных вершин власти вождей партии над рядовыми коммунистами и беспартийными массами. Резко возрастает угроза субъективизма и политического произвола.
В-пятых, важнейшей отличительной чертой коммунистической идеологии является вера в превосходство диктатуры пролетариата над буржуазной демократией, парламентаризмом; пренебрежение к выработанному на протяжении веков механизму контроля общества над государством. В отличие от социал-демократов, которые считали, что механизм буржуазной демократии можно использовать для завоевания власти, что его нужно совершенствовать, коммунисты настаивали на разрушении буржуазной государственной машины, буржуазного парламентаризма.
В результате пролетарской революции, реальная власть оказалась в руках исполнительных комитетов, не избираемых снизу и подотчетных только партийному руководству, ставшему воистину всемогущим. Вместо народовластия сложилась система партократии. Поскольку идея диктатуры пролетариата оказалась дискредитированной, многие коммунистические партии отказались от использования этого термина в своих программах после 1956г, что, однако, не оказала существенного влияния на изменение мнения избирателей о них в лучшую сторону.
В-шестых, коммунистическая идеология абсолютизирует революционные формы социального прогресса и недооценивает роль социальной эволюции. То же самое можно сказать и о концепции роли классовой борьбы в истории. В соответствии с законами диалектики, стороны противоположности взаимно обусловлены. Пролетариат также заинтересован в существовании буржуазии (как организатора производства), как и буржуазия в существовании пролетариата (причем не на грани нищеты). Коммунисты вслед за Марксом абсолютизировали разрешение основного социального противоречия в форме взрыва, скачка, уничтожения буржуазии как консервативной стороны противоположности. Между тем, в диалектике Гегеля речь идет о взаимном снятии сторон противоположности. Буржуазия, в результате диалектического разрешения этого противоречия, лишается монополии на средства производства. Пролетариат, наоборот, приобретает собственность через акции и перестает быть только наемной рабочей силой. Нет уже ни буржуазии, ни пролетариата в классическом понимании этих терминов. Есть качественно иное общество, существующее сегодня в развитых странах Запада. Непонимание этого процесса коммунистическим движением, абсолютизация им схем классовой борьбы конца XIX начала ХХ вв. и привело его к глубокому кризису, в котором оно находится.
В-седьмых, коммунистическая идеология, как и марксизм в целом, пронизана духом мессианского интернационализма. Если для социал-демократии интернационализм означает международную солидарность трудящихся, то для коммунистов он приобрел значение мессианства, твердого убеждения в необходимости утверждения коммунистических идей и порядков во всем мире. Поскольку пролетарская революция победила первоначально в одной стране, идея интернационализма слилась с национальной идеей России. Выдающийся русский философ Николай Бердяев по этому поводу писал следующее: “На Западе очень плохо понимают, что III Интернационал есть не интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианства. Западные коммунисты, примыкающие к III Интернационалу, играют унизительную роль,…они присоединяются к русскому народу и осуществляют его мессианское призвание…Произошло то, чего Маркс и западные марксисты не могли предвидеть, произошло как бы отождествление двух мессианизмов, мессианизма русского народа и мессианизма пролетариата”. Такая ситуация самым негативным образом влияла на международное коммунистическое движение. Зарубежные компартии оказывались в двусмысленном положении: они должны были бороться за интересы трудящихся своих стран и действовать под руководством Москвы. Оборотной стороной коммунистического мессианства был национальный нигилизм, подозрительное отношение к попыткам возрождения национального самосознания народов СССР, в том числе, и русского народа.
Коммунизм сегодня стоит перед дилеммой: (1) дальнейшая маргинализация идеологии и движения; (2) переход коммунистических партий на позиции социал-демократии. Различные партии в разных странах сделали или делают этот выбор.
Идеология международной социал-демократии восходит своими корнями к реформистскому течению во II Интернационале, воззрениям теоретиков Рабочего Социалистического Интернационала, существовавшего в межвоенный период, многочисленным либеральным теориям
Концепция “демократического социализма”, которой руководствуются современные социалистические, социал-демократические и рабочие (лейбористские) партии в основных своих чертах была создана в 50-е годы прошлого века, в результате принятия Декларации принципов Социалистического Интернационала (Социнтерна) на международной социалистической конференции во Франкфурте на Майне в 1951г. Основными особенностями социал-демократической идеологии являются следующие:
1. Идеологическая доктрина социал-демократии плюралистична (в двояком смысле). С одной стороны, в ней сосуществуют радикальные и умеренные взгляды на изменения в обществе. С другой стороны, доктрина социал-демократии представляет собой смесь социально-научных теорий, моральных постулатов и обусловленных интересами требований. Как правило, в доктринах современных социал-демократических партий сливаются отдельные элементы марксизма, реформизма и христианства.
2. Структурное своеобразие социал-реформистской доктрины выражается в том, что помимо основного “ядра” в ней имеется ряд второстепенных напластований. При тех или иных изменениях в доктрине демократического социализма, в основном, сдвигаются лишь внешние пласты, “ядро” же сохраняет качественную определенность. Такое гибкое сочленение идеологических компонентов открывает перед идеологами социал-демократии широкий оперативный простор.
3. Особенности идеологии социал-реформизма связаны с социальной базой этого движения. С одной стороны, социал-демократия ориентируется на рабочий класс. С другой, динамическое развитие социально-классовой структуры стран со свободной рыночной экономикой ведет к возрастанию удельного веса других социальных групп в электорате социалистических и социал-демократических партий. Все чаще социал-демократы выдвигают идею “открытой партии”, одновременно и рабочей и народной своей ориентации на весь “салариат”, т.е. на всех лиц наемного труда.
4. Социал-демократическая концепция открытой партии порождает такое явление, как дробление и фрагментацию социалистических целей и задач. Современная социал-демократия уже не ставит вопрос: сколько нужно социализма для данного общества, а скорее спрашивает себя, сколько социализма она может себе позволить в данных конкретных обстоятельствах.
Концепция демократического социализма, согласно программным документам социал-демократии, представляет собой “третий путь”, отличающийся и от капитализма и от государственного социализма (коммунизма). Капитализм, по мнению социал-демократов, развил огромные производительные силы, однако поставил права собственности над правами человека. “Коммунизм же, там где он пришел к власти уничтожил свободу, создал новое классовое общество с обостряющимися противоречиями, экономику, основанную на принудительном труде”, -- подчеркивается во Франкфуртской декларации Социалистического Интернационала. Если либералы и консерваторы придают основное значение принципу личной свободы, в ущерб справедливости и солидарности, а коммунисты обеспечили равенство и солидарность, но за счет свободы, то “социал-демократы придают этим основополагающим принципам одинаково важное значение”, -- отмечается в новом программном документе международной социал-демократии, принятом на XVIII конгрессе Социнтерна в 1989г.
Традиционная формула: социализм = обобществление + плановая экономика, по мнению социал-демократов, переживает глубокий кризис и должна быть окончательно отброшена. Уже в концепции Годесбергской программы СДПГ (1959г) подчеркивалось, что критерий разграничения между капитализмом и социализмом заключается не в принципах организации экономики, а в том положении, которое человек занимает в обществе, в его свободе, праве на участие в принятии решений, возможности реализовать себя в самых различных сферах общественной жизни. За последние десятилетия через собственный “годесберг” прошли десятки социалистических и социал-демократических партий. Утвердилось представление о том, что борьба за конечные цели социализма будет оставаться постоянной задачей. В. Брандт сравнивал социализм с линией горизонта, к которой следует стремиться, но которой невозможно достичь.
В Стокгольмской декларации принципов Социнтерна 1989г, отмечается, что международная социал-демократия, как и прежде “ставит перед собой задачу демократизации экономической, социальной и политической структуры в глобальном масштабе”. При этом, с точки зрения современных социалистов, политическая демократия представляет собой необходимую структуру и непременное условие для достижения других прав и свобод.
Политическая демократия основана на принципах свободы и равенства. Социал-демократы признают возможность существования различных форм демократии. Но, в любом случае, основополагающими требованиями политической демократии должны быть: наличие свободных выборов; предоставление гражданам выбора между различными политическими альтернативами; возможность смены правительства мирным путем; гарантии прав человека и меньшинств; существование независимой судебной системы, основанной на верховенстве закона. “Свобода личности и соблюдение основных прав в обществе – необходимые условия обеспечения человеческого достоинства каждого…Социалисты отстаивают неотъемлемое право на жизнь и физическую безопасность, свободу убеждений и свободное выражение мнений, свободу собраний и защиту от пыток и унижений”, -- отмечается в Стокгольмской декларации.
Демократия, в интерпретации социал-демократов, предстает, таким образом, в качестве абсолютной ценности, имеющей надклассовый характер. Недостаток западных демократий они видят в их незавершенности. Выступая за чистую демократию, социал-демократы поддерживают и идею надклассового государства, как верховного социального института, в рамках которого регулируются и примиряются противоположные социальные интересы.
Экономическая демократия опирается на идею смешанной экономики. Многообразные формы коллективной собственности, которые сосуществуют с частной, согласно социал-демократам, не должны быть самоцелью, а лишь служить инструментом повышения благосостояния общества.
Приоритет в своей экономической стратегии социал-демократы отдают рыночным отношениям. Рынок, по их мнению, может и должен функционировать как динамичный способ привлечения нововведений и выявления потребностей людей. Государство, в свою очередь, должно регулировать рынок в интересах граждан: не допускать доминирования на нем только большого бизнеса, добиваться того, чтобы технология использовалась на благо всех трудящихся. Другими словами, международная социал-демократия признала критиковавшийся ею в прошлом лозунг Годесбергской программы СДПГ: “конкуренция – насколько возможно, планирование – насколько необходимо”. Достижение экономической демократии современная социал-демократия связывает с развитием “соучастия” (“содетерминации”) трудящихся в управлении капиталистическими фирмами, а также развитием самоуправления.
Среди других средств, способных обеспечить экономическую демократию, социал-демократы выделяют “участие в прибылях” и “образование собственности” у лиц наемного труда. Наибольшую известность в рядах социал-демократии получила концепция Социал-демократической рабочей партии Швеции и шведских профсоюзов, предполагающая создать за счет отчислений от прибылей компаний и взносов трудящихся государственный фонд, управляемый профсоюзами. Эта идея получила воплощение в жизнь и принесла некоторые плоды. Оборотной стороной “функционального социализма”, как иногда называют шведскую модель, стало бегство капиталов и снижение инвестиционной активности. В начале 90-х годов СДРПШ потерпела сокрушительное поражение на парламентских выборах из-за острых экономических проблем, с которыми столкнулась страна.
Социальная демократия опирается на идею повышения качества жизни. Этим термином обозначается качественная сторона образа жизни людей, которая комплексно характеризует степень социальной свободы человека, условие и содержание его трудовой деятельности, доступность системы образования и духовных ценностей, состояния окружающей среды и быта.
В программе реформ, предлагаемой социал-демократами в области улучшения качества жизни можно выделить ряд направлений.
1. Усиление гуманизации труда рабочих и служащих. Речь идет о смягчении отчуждения трудящихся от результатов труда и средств производства. Этому должно способствовать, по мнению социал-демократов, внедрение различных моделей “соучастия” и других форм экономической демократии. Гуманизации труда должна также содействовать постепенная ликвидация таких технологий, которые изнуряют и отупляют трудящихся.
2. К достижению более высокого качества жизни ведет развитие социального обеспечения и общественных услуг. В качестве перспективной задачи выдвигается развитие социальных услуг до такого уровня, при котором они гарантировали бы трудящимся уверенность в будущем. Базисные услуги надлежит сделать доступными для всех, в частности, обеспечение жильем, теплоснабжение, медицинское обслуживание, отдых, образование, транспорт, связь.
3. Важнейшим аспектом социал-демократических моделей качества жизни являются программы восстановления экологического равновесия и охраны окружающей среды. Социал-демократы ратуют за последовательное осуществление принципа: “платит загрязнитель”. Новая миссия всего рабочего движения состоит в развертывании борьбы за восстановление права на чистую окружающую среду, пригодную для обитания.
Социальная политика, проводимая социал-демократией, оказалась достаточно эффективной. В таких странах, как Швеция, Норвегия, Австрия и некоторых других, где социал-демократы долгое время находились у власти, достигнут высокий жизненный уровень населения, высокая степень его социальной защищенности. Об этом свидетельствует, в частности, положение молодежи в этих странах. В Швеции, например, действует закон о льготных кредитах на жилье для молодых людей до 26 летнего возраста. На каждого ребенка в возрасте до 16 лет ежемесячно выплачивается пособие. Все студенты получают ежемесячную стипендию размером около 500 долларов (большую часть этой суммы они в будущем должны вернуть государству).
Международная демократия опирается на принцип формирования справедливых международных отношений, поддержания безопасности и мира. Социнтерн активно участвует в политике европейской интеграции и расширения своего влияния в Азии, Африке и Латинской Америке. Социал-демократические партии поддерживают процессы демократизации в Восточной Европе и странах бывшего СССР. Социалистический Интернационал содействует формированию новых отношений между “Севером” и “Югом”. Социал-демократия выступает за формирование нового мирового экономического порядка, облегчение долгового бремени развивающихся стран, передачу им передовых технологий и знаний, создание специального фонда для развивающихся стран из средств сэкономленных развитыми государствами.
* * *
В конце ХХ в. социал-демократическое движение столкнулось с рядом серьезных проблем. Под влиянием изменений социальной структуры общества развитых стран Запада существенно сократилась традиционная социальная база социалистических и социал-демократических партий. Исчерпала свои возможности неокейнсианская экономическая стратегия. Государственные рычаги непосредственного регулирования экономики стали слишком громоздкими и малоэффективными в условиях технологической революции и интернационализации труда и капитала. “Левые” партии на Западе столкнулись с необходимостью разработки жизнеспособной альтернативы более эффективной экономической политике неоконсерваторов. Реформация стратегии и тактики социал-демократии была обусловлена также и коренными изменениями международной ситуации в результате углубления и расширения европейской интеграции, демократизации стран Восточной Европы, краха СССР, а также обострения глобальных проблем, усиления влияния нетрадиционных политических движений “левого” и “правого” толка. Нельзя сказать, что международная социал-демократия уже нашла оптимальные ответы на вызовы времени. Поиск эффективной политики, которая могла бы привести к преодолению “кризиса идентичности” социал-демократии продолжается. В настоящее время можно выделить несколько направлений, по которым он ведется. В области экономики – это концепция селективного (экологически и социально взвешенного) экономического роста. В социальной сфере разрабатываются теории создания “цивилизации солидарности”. В политической области социал-демократы работают над концепциями “демократии участия” и дальнейшего развития местного самоуправления.
4. Национализм
Любая доктрина национализма включает в себя определение “нации”. Этимология этого термина происходит от латинского слова “natio”. В эпоху Древнего Рима им обозначали далекие варварские племена, которые признавались в качестве обособленных этнически и культурно образований, имевших уникальное происхождение и территорию обитания. В соответствии с наиболее интегральной концепцией современного британского социолога Э. Геллнера, “нация” является единством трех основных компонентов: волевого, который находит свое выражение в идентификации людей с определенным этносом; культурного, который проявляется в развитии стандартизированной (“высокой”) культуры, являющейся средством коммуникации определенного сообщества в современную эпоху, политического, который реализуется в национальном государстве.
Нация – это сообщество, которое осознает свое отдельное от других существование, когда оно демонстрирует, как достаточное количество общих объективных характеристик, таких как язык, история, традиция, территория, так и осознание своих отличительных особенностей. Нация существует до того времени, пока ее члены разделяют чувство принадлежности к определенному сообществу, голосуют за национальные ценности на “ежедневном плебисците”, говоря словами Ренана. Волевой компонент нации делает необходимым активную деятельность национальных элит. Писатели, художники, историки, журналисты играют позитивную творческую роль в создании “национального мифа”, в формировании и распространении национального самосознания, превращении с ее помощью аморфного этнического сообщества --“народ” в политически активную “нацию”, которая сознает свои цели и задачи и отделяет себя от других. Однако делать это национальная элита может не в любое время и не в любом месте. Нужно, чтобы сложились объективные условия, благоприятные для такой деятельности.
В отличие от народа, нации нуждаются в стандартизированной культуре, в первую очередь, в литературном языке, который становится средством коммуникации членов индустриального общества, защищается и распространяется с помощью системы государственного образования. В культурной сфере происходит жесткая конкурентная борьба. Если, в случае определенных обстоятельств, одна “высокая культура” оказывается не в состоянии обслуживать интересы определенного индустриального общества, это за нее делает другая “высокая культура”, которая стремится к экспансии своего влияния, в том числе и политического.
Существование нации требует объединения ее культурного компонента с политическим, с борьбой за создание, укрепление и развитие независимого национального государства. Нации не просто являются хранилищами всего “сакрального” и “естественного”, они становятся инструментами социальной мобилизации и преобразований, создают основной политический каркас для развития современного общества в виде независимого государства.
Оптимальным для развития наций является наличие всех трех вышеназванных компонентов, что ведет к быстрому социально-экономическому и культурному прогрессу. Именно так сложились обстоятельства в странах Западной Европы и у наших соседей в Восточно-Центральной Европе. Последние, после распада Советской империи, избрали путь национальной независимости и глубоких демократических преобразований. Национальное движение там после выполнения своей исторической миссии переходит в латентную фазу существования, для которой характерна не постоянная, а временная политическая мобилизация, вызываемая угрозой национальной независимости, или опасностью культурной интервенции со стороны других культур. В условиях стабильного национального государства слишком активное национальное движение – это сфера деятельности правых радикалов, несовместимых с демократией.
Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что национализм является, в первую очередь, политическим принципом, который настаивает на том, что политическое и культурное сообщества должны совпадать друг с другом. Национальные чувства являются чувствами гнева, вызванного нарушением этого принципа, или удовлетворения, вызванного его исполнением. Националистическое движение представляет собой актуализацию любого из этих чувств. По мнению Геллнера, “национализм является теорией политической легитимности, которая требует, чтобы этнические границы не разрезались политическими, и, в особенности, чтобы этнические границы внутри данного государства не отделяли носителей власти от остальных граждан”.
Необходимо заметить, что национализм отличается от патриотизма – чувства любви к Родине, некой универсальной характеристики человечества. Родиной может быть и город-государство, и империя, и патриархальное местное сообщество. В отличие от национализма, патриотизм не требует, чтобы политические границы страны совпадали с культурными и чтобы власть обязательно находилась в руках того самого этнического сообщества, к которой принадлежит большинство подданных. Он сливается с национализмом только тогда, когда последний становится самостоятельным духовным и политическим феноменом.
Национализм сформировался под влиянием тенденций модернизации и возникновения индустриальной цивилизации. По мнению американского политолога С. Хантингтона, модернизация включает в себя такие процессы, как урбанизация, индустриализация, секуляризация, демократизация, развитие образования, постоянное участие СМИ в общественно-политической жизни и др. Она резко меняет ценностные ориентации людей. Если традиционный человек отдает предпочтение постоянству в природе и обществе и не верит в способности людей что-то радикально менять в своем окружении, то современный человек, наоборот, ориентирован на перемены и верит в их необходимость и возможность. Это требует от него расширения числа объектов, к которым он относится лояльно и с которыми он идентифицирует себя: от конкретных групп, таких как семья, клан, деревня – до более крупных и неперсонифицированных образований, таких как класс и нация.
Коммуникация в индустриальном обществе может осуществляться только при помощи кодифицированной, письменной и распространяемой через систему государственного образования, культурой. Она становится одинаковой для всех, обеспечивающий процесс расширенного воспроизводства, быстрой горизонтальной и вертикальной мобильности. Именно это объясняет неизбежность национализма в индустриальную эпоху. Его принципы, которые казались слишком экстравагантными для аграрной цивилизации, жившей в условиях культурного многообразия и этнического разделения труда, стали вполне подходящими для индустриального общества. Гомогенность культуры в нем сделалось политически обусловленной связью. Здесь люди выражают волю к политическому объединению со всеми теми и только теми, кто принадлежит к их культуре. Государства выражают волю распространять свои границы на всех, кто относится к определенной культуре, защищать и навязывать ее в своих границах силой власти. Объединение воли, культуры и государства становится нормой. Эти условия не являются универсально присущими человечеству как таковому, но лишь человечеству живущему в эпоху индустриализма.
В Европе можно выделить 4 временные зоны возникновения наций и национальных государств: (1) Со второй половины XVIII по середину XIX в. Под влиянием промышленной революции в Англии и политической революции во Франции национально-государственный принцип последовательно охватил на этом этапе все уже существующие государства на Западе и Севере Европы. (2) С середины XIX по начало XX в (1918г). В одно государство объединились политически разорванные, но единые в культурно-языковом отношении части Германии, Италии, Греции. На этом же этапе возникают национальные государства на Балканах в результате ослабления Османской империи. (3) С 1918 по 1989г идет процесс формирования национальных государств, в результате распада Австро-Венгерской, Османской и Российской империй. Часть новых национальных государств на Востоке Европы полностью или частично потеряли свой суверенитет в результате экспансии со стороны СССР. (4) С 1989г по настоящее время идет процесс формирования и укрепления национальных государств, в результате краха коммунистической системы в Восточной Европе и распада СССР. Можно прогнозировать возникновение и 5-й временной зоны, как следствия дезинтеграции Российской Федерации, сохраняющей внутреннюю имперскую структуру.
Современный мир знает две основные модели формирования наций и национализма. Условно их можно назвать “французской” и “немецкой” моделями.
1. Во Франции, как и в других, прилегающих к Атлантике странах Западной Европы, таких как Англия, Португалия, Швеция, Норвегия, Дания, Нидерланды, а также в США, главным фактором формирования нации выступало государство, границы которого почти полностью совпадали с культурными границами доминирующего этноса. Совершив демократическую революцию в конце XVIII в., французы, например, освободили себя от политического угнетения, уравняли в правах всех граждан страны, объявив их членами французской нации, и осуществили процесс присоединения к “высокой культуре” титульной нации простых людей, крестьян через развитие государственного образования.
Все граждане Франции, вне зависимости от их этнического происхождения – французы, но чтобы приобрести гражданские права необходимо быть в определенной степени ассимилированным во французскую культуру, особенно, когда человек стремится подняться по социальной, или политической лестнице. Это не лишает национальные меньшинства права на изучение, с определенной помощью государства, своего языка, истории, культуры и т.п. Таким образом, происходит формирование гражданского (политического) национализма, который избегает дискриминации, позволяет сбалансировать права национального большинства и меньшинств и является общепринятым в наше время в цивилизованных демократических странах. Здесь “нация” совпадает с “демосом” (сообществом граждан), но чтобы приобрести этот статус, необходима определенная интеграция в культуру титульной нации.
2. “Немецкая модель” формирования нации и национализма существенным образом отличалась от “французской”. В Германии, Италии, многих странах Центральной, Восточной и Южной Европы вначале возникла стандартизированная культура, лишенная единого государства. Национальное движение, в силу этих причин, сделало акцент на особенностях и преимуществах своей культуры, а в политическом плане, стало не столько освободительным, сколько этатистским (государственническим), направленным на объединение всех представителей определенного этноса под крышей сильного и не обязательно демократического государства.
Такая ситуация с формированием нации может приводить при определенных обстоятельствах к формированию этнокультурного национализма, который подчеркивает объективность существования нации, как естественноисторического явления. Делается акцент на ее культурных и этнических характеристиках. Различия между этнической группой, или народом и нацией носят только количественный характер, по мнению представителей этого течения. “Нация” как бы возвращается к своей этимологической ассоциации с природой и местом рождения, определению корней во времени и ограничению сообщества в пространстве. В классическом прошлом понятие “natio” могло относиться и к клану, и к группе людей, имевшей общее происхождение. Теперь этим понятием обозначаются только наиболее важные и крупные виды культурных ассоциаций.
Этнокультурный национализм исходит из того, что идентичность индивидов целиком зависит от их этнокультурной принадлежности, а их личная воля будет действительно свободной, лишь растворившись в “общей воле” (термин Руссо). Сохранение национальной принадлежности не требует от личности сознательного выбора, каких бы то ни было творческих усилий, но скорее, лояльности, преданности и готовности к самопожертвованию. Существование индивида в рамках нации дает возможность индивиду достичь такой ступени самореализации, которой он не может достичь самостоятельно. Немецкий философ XIX в. Фихте указывал, что только благодаря полной идентификации с целым, человек может оставаться человеком, реализуя себя наиболее полно и достигая, благодаря этому, абсолютной свободы. Существование наций не зависит от результатов сознательного выбора людей, а продиктовано судьбой. Обязательства перед нацией являются, поэтому, навязанными индивидам, не зависящими от их желания. Долг исполнять общие правила – результат верности, а не разума.
Этнокультурный национализм, с его тенденцией к подчинению прав человека коллективистскому служению титульной нации, может, при некоторых обстоятельствах, эволюционировать в чистую этнократию, крайней формой которой является нацизм. В этом случае этнокультурный национализм уничтожает сам себя, беря на вооружение идею всемирного господства избранной нации. Он приносит в жертву партикулярные интересы конкретного национального сообщества универсалистски понимаемой идее “общего блага”. Из этого следует, что нацизм и национализм – это прямо противоположные идейные течения. Именно национализм в союзе с демократическим движением освободил Европу от нацистского тоталитаризма в 40-е годы XX в. Другой угрозой является перерождение национализма в имперскую идеологию. Данная тенденция может проявляться и в виде эволюции этнокультурного национализма (господство сербов над народами Югославии), и в форме экспансионизма политической нации (господство французов над народами покоренных Наполеоном стран Европы). Имперская нация лишает свободы прежде всего себя, ограничивая демократические права своих соотечественников.
Если удается избежать вышеуказанных угроз, в подавляющем большинстве случаев происходит эволюция этнокультурного национализма в гражданский. Этот процесс стимулируется демократизацией, защитой прав человека, в том числе и прав национальных меньшинств, ослаблением потребности в политической мобилизации в защиту национальной идеи в условиях сильного национального государства, развитием гражданского общества и децентрализации, преодолением массового общества в эпоху постиндустриализма.
Гражданский национализм позволяет избавиться от многих откланений от нормы в развитии нации и имеет существенные преимущества перед этнокультурным.
Человек в ней рассматривается не как одинокое абстрактное существо, а как личность, которая может достичь своих целей только через свободную идентификацию с различными видами сообществ, важнейшей из которых является национальное сообщество. Оно соединяет человека с языком, культурой, историей, помогает установить солидарность поколений, воспитывает ответственность перед предками и потомками. Эта идеология рассматривает национальное сообщество, как более открытое и плюралистическое, чем это возможно в сообществах, основанных на универсалистских качествах. Национальные связи не порываются даже в случаях крайних разногласий людей по нормативным и ценностным вопросам.
Гражданский национализм признает право человека на выбор языка и культуры, в ряду других прав, а национальную принадлежность рассматривает делом осознанного выбора индивида, сознательной активности представителя национальной группы, которая может исходить только от свободного человека, который обладает правом выбора. Из последнего принципа вытекает добровольность тех обязательств, которые принимает на себя человек, определившийся со своей культурной идентификацией. В чрезвычайных обстоятельствах они требуют самопожертвования, но это не означает, что жертвенность и полная некритическая преданность национальным интересам является перманентной нормой. Наоборот, обязательства перед национальным сообществом допускают, в том числе, и критику недостатков этого сообщества.
Люди, объединенные национальными связями, стремятся к достижению независимой национальной государственности. Подавляющее большинство граждан страны, люди разных национальностей и конфессий связывают свои личные интересы со свободным государством. Только в ней можно обеспечить социально-экономический прогресс, благосостояние своих семей, расцвет культуры. Данная идеология является наиболее инклюзивной, т.е. позволяет включить в свои рамки приверженцев самых разных идейно-политических течений: от коммунистов слева до консерваторов справа. Она представляет собой естественную основу национального консенсуса, крайне необходимого в условиях борьбы против авторитаризма за переход к демократии.
Гражданский национализм исходит из убеждения в универсальности существования национальных групп (универсализма партикуляризма). Многочисленные акты национального самоопределения создают плюралистический мир многообразных культур и независимых государств. Человеческая цивилизация формируется из различных наций. Признавая легитимность других наций, гражданский национализм отражает надежду определенного народа на присоединение к семье равных народов, учит терпимости и солидарности с национальными движениями.
Гражданская национальная идея, в отличие от этнокультурной, целиком совместима с демократией. Известно, что основным принципом народовластия является принцип народного суверенитета, который означает, что правительство может быть легитимизировано только волей тех, кем оно управляет. Народный суверенитет претворяется в жизнь через набор рациональных правил (законов) и процедур, свободно избранных самими гражданами. В дополнение к правилам необходимо иметь согласие по вопросу о том, кто входит в понятие “народ” и на какую территорию распространяется действие демократических законов. Решение последней проблемы выходит за рамки чисто рациональных процедур либералов. Нигде в мире не было такого случая, чтобы свободные, ни с чем не связанные, абстрактные граждане собирались вместе для выработки и заключения демократического общественного договора из ничего. Хочет этого кто-либо или нет, но именно национальная идея – это та историческая сила, которая создает политическое пространство для демократического управления.
Без национального каркаса бессмысленно вести речь о демократическом преобразовании государственного устройства. Апелляция к абстрактному народу, на который хотят опираться некоторые демократические политики – абсолютно пустое занятие, потому что народ всегда конкретен и в этой своей конкретности национален. Он всегда обладает определенным историческим и культурным обликом, связан с традициями и обычаями. Даже в условиях крайней слабости идентификации с национальной культурой, которая наблюдается в современной Беларуси, наш народ все равно отличает себя от других, идентифицирует с родной территорией, страной, государством.
С другой стороны, народ или этнокультурное образование для реализации своего потенциала должен превратиться в нацию, стать на уровень понимания необходимости использования политических методов для утверждения своего суверенитета. Только демократическая политика в состоянии удовлетворить эту потребность в полном объеме в рамках национального государства, самой оптимальной формы для претворения в жизнь национальных чаяний, в том числе и чаяний национальных меньшинств. Вот почему в становящихся демократиях, движение за народовластие и движение за независимость часто представляют собой одно и то же. “Оба движения действуют во имя самоопределения: мы народ (нация) должны сами определять свою судьбу; мы будем уважать только те законы, которые мы сами учредили; мы никому не позволим – ни абсолютному монарху, узурпатору, или иностранному государству – управлять нами без нашего согласия”, -- справедливо отмечает грузинский политолог Г. Нодия.
На этапе перехода к демократии от авторитаризма единство гражданского национализма и демократии является еще более очевидным. Очень важной задачей демократических сил во время системной трансформации является нахождение популярных политических идей и лозунгов, с помощью которых можно было бы объединить вокруг себя максимальное количество приверженцев, в условях, когда общество еще не структурировалось изнутри и доминирующими остаются формы массового, а не индивидуального сознания. В большинстве посттоталитарных стран Центральной и Восточной Европы первоначальными формами артикуляции возраждающегося гражданского общества, выступили национализм и религиозный фундаментализм. Опыт Беларуси свидетельствует о том, что идея независимости в сочетании с социальными требованиями здесь также владеет большим мобилизационным потенциалом.
* * *
Таким образом, гражданский национализм оптимально подходит для решения политических задач, связанных с сохранением и укреплением независимости, замещением диктаторских режимов и переходом к демократии. Она дает реальные возможности представителям различных партий и неправительственных организаций, представителям национального большинства и меньшинств объединиться во имя построения демократического независимого государства.